[sirlightdragonix]

название: Шиза (рабочее)
автор: Китаец
Пейринг: Чанёль/Бэкхён
Рейтинг: до семнадцати

Чанёль не понимал Бэкхёна. Не мог понять, как можно пить горячий, почти обжигающий горло, черный кофе залпом. Или беспрестанно есть ириски, запивая их остывшим безвкусным чаем. Петь посреди ночи, потому что бессонница – лучший друг Бэкхёна. Курить женские сигареты с ароматизированным дымом и иногда заменять их на более тяжелые. Как можно сидеть в комнате с задернутыми шторами, закрытым наглухо окном и множеством ламп. Или ножом вырезать на руках сердечки и цветочки. Или слушать Реквием Моцарта в полночь, когда все нормальные люди уже спят. Но все дело в том, что Бэкхёна нельзя было отнести к нормальным людям в привычном понятии этого слова. Чанёль не понимал, что произошло в прошлом его друга, из-за чего он потерял зрение. Чанёль никогда не спрашивал об этом. Ему казалось, что Бэкхён однажды сам ему расскажет. Но суть заключалась в том, что «казалось». Чтобы там не случилось, но Бэкхён сам справлялся со своими проблемами. А их было не мало. Но Чанёля больше волновало увлечение друга – рисование. Бэкхён отлично рисовал. Очень красочно и реалистично. Но страшно и пугающе. Чанёль не понимал, как с такой ангельской внешностью можно рисовать расчлененные трупы. Куски мяса, бывшие когда-то человеком. Залитые кровью руки, неизвестно кому принадлежащие. Женщины со снятым скальпом. Мужчины с выдавленными глазами, оторванными ушами и отрезанным носом. Дети, лишившиеся конечностей. Черная стена с брызгами, пятнами крови, стекающей на грязный, не менее черный пол. Чанёль подозревал, что все нарисованное – часть безумия Бэкхёна. В том, что Бэк сошел с ума, Чанёль не сомневался. Лишь одно не давало покоя – причина, по которой такие картины возникают в голове у его друга. Однажды Чанёль попытался поговорить с Бэкхёном.
- Бэк, я тебя иногда не понимаю, - честно признался он. Друг обернулся на его голос. На лице не было никаких эмоций, потому что Бэкхён давно позабыл, как это – выражать свое состояние через мимику, жесты, а не картины.
- Меня не надо понимать, - отрезал он, глядя невидящими глазами в испуганные глаза младшего. – Меня надо только принимать. А еще лучше – убить, к чертовой матери.
- Не надо так говорить, Бэк, - Чанёль честно старался сдержать слезы. Знал – друг ненавидит их, считая проявлением слабости. – Ты еще будешь видеть….
- Не надо мне врать, - чеканя каждое слово, произнес Бэкхён. Лицо исказилось в попытке изобразить не испытанную доселе ярость. Чанёль вжался в спинку дивана в желании слиться с обивкой. Старший тяжело дышал, пытаясь успокоить разбушевавшуюся фантазию, которая услужливо подкидывала новые идеи. Чанёль, прибитый к дереву. Чанёль с выпотрошенными внутренностями. Чанёль с множеством игл в глазах. Чанёль с содранной кожей. Бэкхён помотал головой, отгоняя эти картины. Он пообещал себе не рисовать Чанёля. А ведь так хотелось изобразить его лицо, скривившееся в предсмертном крике….
Младший молчал, пытаясь понять, что с его другом. Застыл, направил взгляд в стену за Чанёлем, дышал через раз. Пак осторожно соскользнул с дивана и подошел ближе в Бэкхёну. На самом деле, он любил Бэка. Неистово, безумно, до боли в груди. Трепетно, нежно, до покалывающих кончиков пальцев. Как брата, как друга, как любимого, как… своего человека. Как человека, за которого можно жизнь отдать. Чанёль не хотел счастливой и теплой любовной истории – у них все равно не получиться. Он не хотел и трагичной истории с драмой – Чанёль слишком жизнерадостен. Он вообще не хотел никакой истории. Он просто хотел быть рядом. Чтобы смешивать краски, покупать новые, прибираться в доме, готовить еду, мыть Бэкхёна, вытаскивать его из очередной депрессии. Подставлять свое плечо в периоды уныния, поддерживать у мольберта в болезни и обнимать во время очередного кошмара. Дарить свое тепло, свою заботу, нежность и жизнерадостность, освещать собой, своей улыбкой его темную мастерскую. И не просить ничего взамен. Ни-че-го. Просто быть нужным. Ведь когда-нибудь у Чанёля хватит смелости спросить, что случилось в жизни Бэкхёна. А Бэкхён знал, что чувствует Чанёль. Знал и ценил. Пытался о нем заботиться. По-своему, но пытался. Например, не рисовал его портретов. Не пил при нем алкоголь. Не запирался в ванной для очередного «украшения» из собственных шрамов. Не рассказывал о том, что произошло. Потому что Бэкхён не хочет вспоминать о жизни до Чанёля. Не хочет думать о том дне, когда в первый и единственный раз увидел его. Бэкхён с ужасом ждал часа, когда любопытство Чанёля пересилит здравый влюбленный разум.
- Бэкки, расскажи, - попросил он, лежа на диване и следя за кистью. Друг снова рисовал ребенка в луже крови. Но сегодня ребенок до ужаса похож на художника. Кисть замерла, не притронувшись к холсту. На ковер капала красная краска, так похожая, и одновременно не похожая на кровь.
- Чанёль, поверь, ты не хочешь знать, - глухо ответил Бэкхён, убирая кисть. Он слишком сильно любил рыжего, чтобы рассказать ему тот ужас, что ему посчастливилось пережить. Взрыв, крики, автоматные очереди, болезненные стоны, собственный вопль и последняя улыбка лучшего друга, закрывшего собой младшего – все это Бэкхён старается забыть. Но не может. Он боится открыться полностью Чанёлю, потому что боится потерять еще одного лучшего друга.
- Нет, Бэкки, хочу, - впервые в голосе младшего столько уверенности. Пак решил для себя – он должен знать. Он должен разделить этот кошмар с другом. Обязан. А Бэкхён невольно сравнил его с мертвым лучшим другом. Сейчас младший похож на него своей решимостью и непоколебимостью. Чанёль встал с дивана и подошел к художнику, обнимая со спины. Прижал к своей груди, сжимая ребра почти до хруста. Поднял на руки и вышел из мастерской, направляясь в светлую просторную гостиную. Бэкхён сжал майку на плечах младшего, спрятал лицо в изгибе шеи, будто уменьшился в размерах. Чанёль сел в кресло и усадил старшего себе на колени. Прижал к себе, словно пытаясь соединить его с собой. И Бекхён сорвался. Он сбивчиво рассказывал о теракте, о взрывах, о боли, о потере, о… Чанёле. Чанёль был последним, кого увидел Бэкхён. Чанёль тогда был медбратом и ухаживал за выжившим в том кошмаре Бэкхёном. И старший надеялся, что будет первым, когда Бэкхён наконец избавится от своих навязчивых идей умертвить весь мир. Кроме, может быть, Чанёля.