У меня начались экзамены. Наконец-то, я думал, этот день никогда не настанет. Мне уже надоело учиться. Хотя я безумно люблю это дело. Я понимаю, что осталось все ничего, все месяц, и все! - дом. Но этот самый месяц будет тянуться невообразимо долго. Я каждый день хочу послать все к черту, снять с карточки деньги и купить билет на самолет. Но ничего не делаю и продолжаю заниматься. Это хорошо? Очень. Ведь я должен закончить этот первый студенческий год на отлично. Ведь не зря же я столько времени трачу на учебы. Я такое количество времени трачу лишь на музыку. Я даже на фанфики забил из-за учебы. Но сейчас график у меня посвободнее, надеюсь, что создам еще парочку хороших. Ибо идей до черта, незавершенных тоже куча, а времени.... оно есть, но оно тратится на что?.... на пускание слюней, просмотр клипов в стотысячный раз, перечитывание чьих-то фиков... И на разговоры с донсеном. И последнее - самое приятное времяпровождение.

@темы: фанфики, творчество мое неубиваемое, Драгоссо

---

Очень интересно получается. Он называет меня избалованным ребенком. Я согласен - я такой. Он называет меня задром. Я согласен - я очень много времени трачу на учебу. Он говорит, что я тешу одиночеству учебой. Не согласен - я не одинок. Я фанат, я по определению не могу быть одиноким - у меня есть айдолы и фанфики. Он говорит, что меня всем жаль. Пусть жалеют. Я их об этом не просил, они - волонтеры. Он говорит, что я выделываюсь. Пусть думает, что хочет. Мне не важно, что он там говорит. Важно, что об этом думаю я.

@темы: мысли и рассуждения, Драг драконит, Драг гиенит, Драгоссо

---

Автор: Китаец, т.е. неповторимый и единственный Я

@музыка: Fran - Special illusion

@темы: pics, творчество мое неубиваемое, Драг гиенит, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо

---

Не сдавайся!

Посмотрел уже пять серий. Хочу сделать мем. Может даже сделаю. Такое ощущение, что они просто постебаться решили. Что за Сорри-Сорри в исполнении Лиана-Шивона? А реклама духов J'Adore в исполнении Лу Ли Эр? Режиссеры что курили? Панду? Это же кошмар! Некоторые сцены такие ужасные, что я с трудом продолжал смотреть, в надежде, что придет Лиан или Шан и спасет меня от этого ужаса.
Теперь о своих фикрайтерсикх замашках. Я уже нашел себе три пейринга и пару идей. Пейринги - каноничный ШиХэ. Они там просто великолепны, особенно когда швыряют друг другу какую-то неведомую мне хрень, типа подставки под горшки. Пейринг номер два - Лиан и менеджер Ду, к которому я питаю нежную любовь. Я его просто обожаю. А особенно я тащусь с его желтой трубки. Но я отвлекся. И третий пейринг - пара охранников, которые вечно ходят вместе Мы с Тамарой ходим парой. Это же просто клад для меня!
А еще такое ощущение, что помимо укуренных режиссеров там еще и бюджет микроскопический. Что такое - за все пять серий только два ОСТа? Беспредел! Я привык к к целую. куче бэкграундов и музыкальных тем!! Я тут их только две. Ну ладно, в пятой серии появилась третья. И то, секунд на пять. Ужас, в общем. Продолжаю смотреть только из-за ШиХэ. Ибо они там прекрасны.
И у меня возникает ощущение, что Шивон в любой дораме играет в костюме. Закрадывается подозрение, что он и в порно бы играл в костюме. Впрочем, о чем я думаю? Это же Шисус, он в порно не играет. Он сам - ходячее порно. Черт, я снова не в ту степь ускакал....

@темы: фанфики, мысли и рассуждения, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, Драг драконит, Драг гиенит, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance, Фильмы и сериалы

---

Правда, люди, никого не хочу обидеть, но ВЫ ДОСТАЛИ УЖЕ!!! Куда не залезешь - везде Экзо. Я их еще ни разу не слышал, мало что о них знаю, но они у всех на устах, во всех дырках и на всех углах и уже РАЗДРАЖАЮТ. Да, это плохо - оценивать за глаза. Совершенно ничего о них не зная. Все, что я знаю об этих парнях - то, что их 12 и они разделены на две подгруппы. Китайская группа и Корейская. В какой-то из них есть Кай, которого все сравнивают с Тэмином. Вроде бы есть Тао, которого упорно пейрят с Чжоу Ми (что вообще наглость! Не отдам такую женщину какому-то сопляку!). Крис, Лэй и Лухань кажется тоже присутствуют. Но что меня особенно возмутило - кто-то на Тумблре написал, что кто-то-там-двое-из-Экзо похожи на молодых ХанЧолей. Вот сейчас все Экзопланетяне могут меня хоть матом крыть, но я ЗАЯВЛЯЮ - НЕ БЫВАТЬ ЭТОМУ! ХанЧоли неповторимы и незаменимы. И никто, повторяю НИКТО не сможет быть вторыми, третьими или ...ндцатыми Ханчолями.
Все. Высказал. Ибо накипело.

@темы: pics, мысли и рассуждения, Драг драконит, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance, someone call the doctor

---

Твою жеж мать. Только написал пост, полный яда, как на тебе - расчувствовался. Увидел фотку обнимающихся КанТуков - все, не могу сдержать слез. Да чтож за напасть-то такая.....Но глядя на них, нельзя не умилиться и не пустить слезу. Вы только посмотрите на них...

@темы: pics, i'm gonna be a bad boy, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Эх. давно я тут не появлялся. Все возможности, да и особой надобности не было. Но вдруг вспомнил, что пора бы заявить ПЧ, что я живой. Впрочем, думаю, им пофиг. Новостей у меня тоже не то, что бы много. А точнее, практически нет. Лишь отчитаюсь, что все еще остаюсь анимешником, не забываю про к-поп и учусь, учусь, учусь... Мне дорамы смотреть практически некогда, я надо смотреть. Ради любимой Рыбы. Мне ведь еще надо будет потом скачать дорам. С участием Минни, Мими, Чоля... Эх, жизни не хватит.
Плюс ко всему, утром вернулся Канин из армии. Не сказать, что я безумно рад этому. Поскольку он - идиот высшего разряда. Но глядя на счастливые лица Тукки, Кю, ЫнХэ, не мог не улыбнуться. Ибо этот идиот вернулся, значит нас ждут еще более идиотские программы.
Так же мне вчера перед сном, в этакой полудреме явились ХанЧоли, занимающиеся любовью. Хотя, это еще мягко сказано. Точнее, Хангён самозабвенно трахал Хичоля пальцами. Я бы хотел это вылить в жесткий ПВП, но боюсь такую картину испортить пошлыми словами, которые Хичоль шептал в полубреду. Или это были мои иллюзии?...Плевать. Главное, это было незабываемо. Такого... м, сна у меня давно не было. Могу дать вам лишь примерную картину. Хангён вцепился пальцами в волосы и Хичоля и чуть потянул в сторону, заставляя отклонить голову, открывая шею. Только китайцу Хичоль разрешал такое грубое отношение. И так далее и в том же духе. Я не могу даже набросок напечатать, опасаясь скатиться в дешевое и плоское порно. Впрочем, это и было порно. Поскольку любое движение Хичоля - порно. А тут он сам насаживался на пальцы Ханни, с хриплым выдохом матеря мироздание и китайцев, а в особенности одного наглого урода и козла, трахающего его не тем, чем следовало бы. Черт, я увлекся, пошел фапать.
Я вернулся. Возрадуйтесь. Проанализировал кое-что. Из всех моих увлечений самым долгоживущим и долгоиграющим является яой, он же слеш, он же "гомики проклятые". Я себя знаю - если я чем-то увлекся, то это страшно. Я ныряю с головой в неизвестный мне мир, за короткое время узнаю о нем все, обживаюсь в нем (строю домик, обставляю его мебелью, запуская в дом живность и заселяюсь) и после этого начинаю строить внутри него свой собственный мир. Мир в мире. Я не знаю, как это еще объяснить. Мои каноны не совпадают с существующими, поэтому мои каноны просто живут среди признанных канонов. И меня это устраивает. Тем более, что через какое-то время я выйду из домика и больше в него не вернусь - я буду приспосабливаться к новому миру. Таков мой жизненный круговорот. Но яой умудряется переезжать со мной, как фамильное привидение, привязанное не к месту, а к человеку.... Что-то я разошелся. Пора сворачивать мысль и идти дальше учиться. Тем более, что у меня еще дорама есть....
а это так - для услады глаз

@музыка: YUI - Rolling star

@настроение: как-то музыка посту не подходит...

@темы: pics, фанфики, мысли и рассуждения, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Мне кажется, что я настолько задолбал свой Хром запросами о корейцах, что первым делом он мне выдает вот это.

Или... Хах, я понял, в чем дело! Гугл тоже подсел на корейцев! Все просто!)))

@темы: pics, мысли и рассуждения, творчество мое неубиваемое, Fucking pretty boys, Кевин и его бичез, Драг гиенит, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо

---

Я понял, что значит возвращение блудного Шавола. Оказывается за два месяца я забыл, какой это кайф - слушать Люцифер. Это незабываемое чувство, когда ты стоишь в автобусе, полном полусонными людьми, слушаешь музыку и тут начинается Люцифер. Ты уже не думаешь о людях вокруг тебя - ты хочешь танцевать. Ты закрываешь глаза, чуть откидываешь голову, вызывая в памяти клип, который знаешь наизусть посекундно. Начинаешь слегка покачиваться из сторону в сторону, маскируя движения под волнения автобуса. Вспоминаешь все движения руками, но, к сожалению, руки заняты. Поэтому в ход идут ноги. Благо, в семь часов утра в автобусах не так много людей, что есть место для танца. Тихонько напеваешь все слова, что знаешь. И ловишь себя на том, что глупо и счастливо улыбаешься. Потому что Люцифер, несмотря на грозное название, вселяет в душу какой-то необъяснимый позитив и заряд бодрости примерно на полчаса.
Это настоящее возвращение Шавола. Потому что пересев на СуДжу, я забил на Сияющих мальчиков. На компьютере были максимум три-четыре песни. И сейчас мне необычайно стыдно из-за этого...

@темы: мысли и рассуждения, Fucking pretty boys, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо

---

Чтозафигня?!

@темы: pics, Драг драконит, Драгоссо

---

Знаете, сегодня я совершил подвиг. Я приготовил еду. Самолично. Собственными руками. Это не просто подвиг, это героический поступок. Ибо я предпочитаю уничтожать еду, недели созидать. И я знаю, что послужило пинком под зад. Правильная мотивация. Только вчера поставил картинку на заставку телефона - и пожалуйста! - на плите сковородке с моей едой.
Спасибо тебе, Кю, что ты меня сподвиг на этот шаг.

@темы: pics, Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо

---

Порой возникает дурацкое желание. И особенно в такие моменты, когда я ненавижу мир, мироздание, людей вокруг, себя. И очень хочется любыми способами достать сигареты и закурить. Потому что как-то раз мама говорила, что сигареты помогают ей немного успокоиться в стрессовых ситуациях. Однако, мама таким способом не злоупотребляет. И у меня возникает желание таким образом успокоить нервы. Но я знаю, что ни ферта это не поможет мне успокоиться. Я слишком разозлен, слишком обижен на мир. Поэтому все остается только дурацким желанием. И слава небесам.

@темы: мысли и рассуждения, Драгоссо

---

Больше всего на свете, ну, после игр, разумеется, Кюхён любит одиночество. Он чувствует себя увереннее, когда вокруг нет людей. Он обожает тишину. Звуки игр он так же выключает, чтобы не разрушать это хрупкое безмолвие, царившее в квартире. Любой другой в его квартире свихнется. Потому что это просто сумасшествие – сидеть в тишине и одиночестве. Но Кюхёну нравится. Он любит прийти с работы, включить свет во всех комнатах, потому что темноту он терпеть не может. Ему кажется, что из тьмы за ним кто-то наблюдает. Паранойя, скажете вы. Происки врагов, ответит Кюхён.
На работе Кюхён менее требователен к окружающее среде. Хотя бы потому, что кроме него в офисе работают еще около полусотни людей. И все равно он ходит, незримо выстроив вокруг себя стену. Создав себе личное пространство, которое окружает его и позволяет чувствовать себя относительно комфортно. Коллеги знают, что Кюхён терпеть не может вторжения в его сферу жизни. Поэтому стараются как можно меньше времени проводить с ним наедине. И с ним в одном кабинете боятся работать. Кюхён ревностно оберегает свои вещи, не позволяя даже дышать возле них. Глядя на него, можно сразу определить, что перед вами – волк-одиночка.
С друзьями все немного проще. Тут он разрешает и «обнимашки», и «поцелуйки», и кучу всего остального. Потому что сложно отказать Ми, когда он, не спрашивая, стискивает Кюхёна в объятиях. И ведь не оттолкнуть этого счастливого идиота. Нельзя не позволить Чонсу-хёну радостно взвалить на свою спину тушку макнэ. Невозможно сказать «нет» Хичолю, когда он треплет Кюхёна по щекам, волосам. С друзьями личное пространство сужается, сильно сужается. И все же, даже им не дозволено заходить в квартиру макнэ.
Его квартира – особая территория, оберегаемая от потрясений извне. Всяким апокалипсисам микроскопического масштаба, вроде Хёкдже и Донхэ, в нее вход воспрещен. Инопланетянам, типа Чонуна, здесь тоже не рады. Недоделанные черепашки-ниндзя, в составе Шивотелло, Хангенардо и Канинанджело, тоже могут обходить квартиру стороной. Черные дыры в форме Шиндона пусть просто пролетают мимо. Потому что квартира – святое место для Кюхёна. Здесь его храм. Его святыня, которую он оградил от всего. Здесь всегда тихо. Всегда светло. И никого, кроме Кюхёна и его святыни. Правда, сама святыня не догадывается, что ее оберегают. Что она святая. Вернее, он.
Только одному человеку во всем мире разрешено жить в этой квартире. И этот человек и есть та самая святыня. Он настолько тихий, что Кюхён порой не чувствует его присутствия. Иногда они по три-четыре дня могут не пересекаться вообще. И Кюхёна абсолютно устраивает такое положение дел. Потому что он знает, что как только он негромко произнесет «Сонмин», тот материализуется из ничего и сядет рядом. Положит голову на плечо и на языке жестов в миллионный раз скажет «Я люблю тебя».

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Любимая фарфоровая ваза Ли Ин полетела в стену и разбилась. «Хорошо, что она уехала в Гонконг», - пролетела мысль. Гэн снова посмотрел в монитор. Все это начало уже порядком надоедать. Да, он любил Эльфов, почти так же, как и своих фанатов. Но порой они сильно раздражали. Уже три года, как он начал сольную карьеру, а Эльфы все еще ждут, что он вернется. Не могут его отпустить. Не воспринимают, как сольного артиста.
Гэн был очень любопытным, поэтому собрал людей, которые целыми днями бороздили просторы Всемирной паутины, выискивая любое упоминание о Хангёне. И если в Китае его обсуждали как артиста, то в умах и сердцах остальных фанатов он был частью Супер Джуниор. Да они уже полтора года не общаются! У них очень плотный график, у него практически нет свободного времени. Они то в Париже, то в Нью-Йорке, то в Японии. А он в Китае. Порой его посещала мысль, что если бы он не ушел, то был бы популярнее. Но Гэн отмахивался от таких мыслей. Что сделано – то сделано. Он никогда не жалел о том, что разорвал контракт с СМ. Что предал надежды Итука о вечных тринадцати. Но он проклинал себя за то, что не извинился перед Хичолем. Не объяснил ему причины своего поступка.
Когда Гэн увидел запись первого концерта без его участия, увидел плачущего на сцене Хичоля, ему хотелось выть. Он практически разнес свою квартиру в отчаянии. Желание вернуться к любимой Золушке разрывало его изнутри. Гэн около полугода смотрел на повторе этот момент. Глядя на Хичоля, впервые не сдерживающего слезы на сцене, он поймал себя на том, что вытирает собственные. Узнав, что Хичолю помогли Хёкдже и Донхэ, Гэн облегченно улыбнулся – эти два фонарика теперь не дадут ему снова впасть в депрессию.
Сейчас, просматривая в Интернете новости о Супер Джуниор, Гэн старался на расстраиваться. Сейчас он близко общался только с Ми. Оба были звездами всекитайской величины, поэтому часто пересекались. Мими рассказывал о группе, Гэн упивался воспоминаниями. Ми улыбался, Гэн старался не плакать.
Первое поздравление с днем рождения пришло не от любимой невесты, а от Ми. Вот ведь преданный диди. Да, они все еще считали себя братьями. Желал младший всю ту банальную чепуху, что желают искренне и от всего сердца. А вот подарок оказался самым лучшим. Пусть пока и единственным. Ми сообщил, что дал Хичолю номер Гэна, который достаточно часто его менял. Весь день Хангён мучился, не зная, как себя вести, если Хиним все же позвонит. Он не мог не позвонить. Они были лучшими друзьями, даже если для каждого эта дружба означала гораздо больше. Но ни один из них так в этом и не признался.
Хань Гэн до безумия любил Хичоля. Эта любовь граничила с зависимостью, и порой даже сам Гэн не знал, где проходит эта призрачная грань. Просто он знал, что и дня не сможет прожить без Хинима. Вернувшись в Китай, он понял, почему наркоманам так тяжело без своего пристрастия. Понял, что такое ломка. Почти месяц он провел в агонии, привыкая жить без своего корейского наркотика. Мучился и надеялся, что у Хичоля все проходит гораздо легче…
День его рождения подходил к концу, когда на дисплее телефона высветился незнакомый номер. Мысленно помолившись всем существующим и несуществующим богам, Гэн ответил.
- Ну, с днем рождения, - послышался голос Хичоля. – Ты снова стал на год старше, но это не значит, что ты поумнел. Такие скотины, как ты, не умнеют.
- Хичоль… - только и смог прошептать китаец.
- Что? Скажи еще, что не рад услышать меня.
- Очень рад.
- А теперь ответь, где тебя носит? Твоя мать уже раз пять попыталась накормить меня моим любимым пирогом. Но я отказываюсь есть без тебя. Ты хочешь уморить меня?
- Уже еду, - Гэн подскочил и начал быстро одеваться, еще не совсем понимая, причем здесь его мать. Когда до него дошел смысл сказанного, он остановился, как вкопанный. Хичоль прилетел ради него. Гэн еле слышно выдохнул: - Люблю тебя…
- Я отключаюсь. Если через полчаса ты не скажешь мне это в лицо, я заберу твою маму в Сеул.
Гэн с наиглупейшей улыбкой вслушивался в гудки. Сел в машину, завел мотор. Телефон стандартной мелодией сообщил о получении нового сообщения. С неизвестного номера. С номера Хичоля. «И я тебя люблю».

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Осознание того, что Хёкдже стал необходим ему, пришло неожиданно. Только за ним закрылась дверь, как Хичоль начал скучать. Понял, что Хёкдже, эта наглая, эгоистичная, исполнительная, ответственная скотина, умудрился привязать его, несравненного Ким Хичоля, к себе. Сделал зависимым от этих пушистых белых волос, охрененных темно-карих глаз, зашибенного тела и до одури офигенного голоса. Поймав себя на том, что он пытается придумать для Хёкдже как можно больше странных сравнений, Хичоль выругался. Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и попытался вспомнить, как он до такого докатился.
Все началось тогда, когда он уволил Лайфон и взял на ее место Хёкдже, до этого работавшего ее заместителем. Через неделю Хичоль понял, что секс с парнем лучше, чем с девушкой. Хёкдже, даже если захочет, не залетит. Следовательно, не начнет ныть, что аборт плохо скажется на будущих беременностях. А это значит, что не возьмет декретный отпуск. Как Лайфон. Но китайская стерва начала его шантажировать, поэтому Хичоль избавился от нее. От нежелательных элементов всегда избавляются. А в Пекине Ханни за ней присмотрит. Она даже пикнуть не посмеет. Но Хичоль отвлекся. Позже он понял, что не прогадал, взяв на ее место Хёкдже. Он всегда уверенно общался с репортерами, пресекал на корню любые попытки узнать больше, чем следует. Однажды Хичоль наблюдал, как Хёкдже объяснял прессе, почему возле их отеля был замечен Чхве Шивон с молоденькой, даже несовершеннолетней девушкой не очень тяжелого поведения. Вечером пара зашла в «Royal Lily», утром вышел только Шивон. Девушка была обнаружена мертвой в паре кварталов от отеля. А поскольку Хичоль не любил появляться на публике, за него отдувался Хёкдже. «Мы ничего не знаем, ничего не видели, о жизни постояльцев не распространяемся». Часто используемые фразы Хёкдже. Если Лайфон любила напустить дыма, то Хёкдже практически ничего не сообщал, никакой информации. И за это Хичоль ценил его. Ханни пару раз просил отдать ему Хёкдже. Но Ким остался непреклонен, даже после похода в любимый ресторан с кодовым названием «если-денег-очень-много». Такого ценного сотрудника, идеального администратора он не собирался отдавать кому-либо. Даже Ханни. Особенно Ханни.
Уже почти два года Хёкдже работал администратором. И уже почти два года они с Хичолем в рабочее время занимались сексом. Сначала – потому что Хичоль приказал. Потом по привычке. А после – из-за влюбленности Хёкдже. Нет, не в Хичоля. В этого эгоцентричного, высокомерного, ленивого скота мог влюбиться разве что мазохист. Ну, или Ханни. Но не о нем речь. Хёкдже умудрился влюбиться в личного секретаря Хичоля – Ли Донхэ. Этот Казанова с ангельским личиком и невинными глазками сводил его с ума в буквальном смысле. Виделись они не часто, но именно поэтому Хёкдже с нетерпением ожидал любого столкновения где-нибудь в лифте или в коридоре. Чтобы на несколько секунд задержаться рядом, вдохнуть легких флер одеколона и шампуня, проводить его взглядом, уделяя особое внимание ногам и заднице, глубоко вдохнуть, понимая, что этот гад своей страстью к узким брюкам заставляет ненавидеть свои всей душой, и пойти к Хичолю. Успокаиваться и снимать возбуждение и злость. Потом как ни в чем не бывало одеться, выйти и продолжить работу.
Хичоль знал, почему их «встречи» стали происходить реже. Теперь Хёкдже приходил только после случайного столкновения с Донхэ. Вообще-то Хичолю не нужен был личный секретарь, поэтому этот плейбой весь день занимался, откровенно говоря, фигней. Но Хичоль любил видеть вокруг себя красивые лица, поэтому Донхэ просто иногда заглядывал в кабинет начальника, демонстрируя свое личико, дабы шефу было хорошо. Порой Хичоль люто ненавидел своего секретаря, потому что он смел отбирать у него его собственность. И в то же время Ким открыл в себе мазохистские наклонности. Ему нравилось это ощущение неразделенных чувств. Был повод напиться в субботу вечером. Но Хичоль вечер субботу проводил в красивом отчаянии, потягивая вино. Просто сидел в темноте, тишине и пил вино. Иногда слушал музыку. И постоянно представлял себе Хёкдже. Искренне его жалел, поскольку Донхэ был тем еще бабником. Уступал в этом нелегком занятии – разбивании женских сердец, разве что Итуку, но с ним никто не мог тягаться. У самого Хёкдже за всю его немаленькую жизнь – 29 лет – была только одна девушка. И то на первом курсе университета. Но он выбрал учебу. Потом карьеру. А потом – секс без обязательств с начальником. Ему уже жениться пора, а он влюбился в Донхэ. Впрочем, у Хичоля та же ситуация – отец теперь звонил раз в неделю, напоминая, что в тридцать два у него уже было двое детей. А Хичоль влюбился в администратора собственного отеля.
Пару раз у него возникала безумная идея сплавить Донхэ Итуку в Осаку. Но почему-то Хичолю казалось, что Хёкдже попросит перевода. И уедет за ним. Конечно, там будет сложнее, все-таки Итук не Хичоль, с администраторами никаких связей, кроме рабочих не имеет. Поэтому Хичоль просто привык по субботним вечерам красиво грустить. По воскресеньям он гулял где-нибудь рядом с домом Хёкдже, ожидая, что он хотя бы раз выйдет прогуляться на выходных. А в рабочие дни гонял Донхэ, чтобы эти двое чаще виделись. Следовательно, чтобы Хёкдже чаще приходил.
Но в один теплый летний субботний вечер планы резко поменялись. Потому что только Хичоль задернул шторы, чтобы уходящее солнце не светило в квартиру, как кто-то пришел. Нетерпеливо постучал в дверь. Хичоль, матеря пришедшего, себя, выходные, да и мироздание в целом, побрел открывать. Каково же было его удивление, когда он увидел Хёкдже. Тот был очень зол, расстроен, огорчен, обижен.
- Выкинь этого урода к чертовой матери! – сказал он, протопав на кухню. – А что покрепче есть? – спросил Хёкдже, кивая на бутылку вина.
- Вроде было, - почесал затылок Хичоль.
- Отправь кого-нибудь за виски, - потребовал Хёкдже, закидывая ноги на стол. Раньше он никогда себя так нагло не вел. Конечно, Ли – тот еще наглец, но до такого не доходил. Хичоль подошел ближе.
- Ты уже выпил, зачем тебе еще? – спросил Ким, все же набирая сообщение Хонки. Хонки – сосед с третьего этажа, боготворящий Хичоля. Все для него сделает. Даже если Хичоль скажет прыгнуть с крыши. Этот придурок еще уточнит, с какой именно – повыше или пониже. Минут через пятнадцать Хонки примчался с тремя бутылками виски. Хичоль в ужасе уставился на такое количество спиртного на столе. С тех пор, как он начал страдать от неразделенной недолюбви, он перестал пить что-либо крепче вина.
- И так, зачем ты пришел? – поинтересовался Хичоль, выпроводив Хонки.
- Еще раз повторить? Выкини этого урода к китайской бабушке!
- Ханни его не возьмет на работу. Он сам мне его сплавил из-за Генри, - покачал головой Ким.
- Да не в буквальном смысле, - Хёкдже плеснул в стакан виски, бросил пару кубиков льда, каким-то чудом оказавшегося в морозильнике.
- А если я отправлю его к Итуку, то они мне весь отель развалят. Двух бабников под одной крышей нельзя оставлять. А что случилось?
- Мне надоело успокаивать сотрудниц! Да он за месяц трех девушек сменил! И все трое отказываются работать в одном здании с ним! И все они – ценные кадры! – Хёкдже, наконец, нормально сел и посмотрел на шефа. – Донхэ все равно ничем не занимается. Уволь его на хрен, и дело сделано.
- Не могу, - грустно вздохнул Хичоль. Он, правда, не мог этого сделать. Но и рассказывать Хёкдже, что Донхэ ему как младший брат, за которым он следит по просьбе усопшего господина Ли нельзя. – Он нужен мне для личных целей.
- Это каких же? – фыркнул парень.
- Эм… - Хичоль не знал, что ответить. Не говорить же, что из-за Хёкдже. И собственного хорошего настроения. – Просто нужен.
- Так же как я? – хитро улыбнувшись, поинтересовался блондин.
- Нет, ты более ценный сотрудник. Если ты об этом.
- А если о том, что происходит в твоем кабинете с супер-пупер звукоизоляцией?
- Хёкдже, что за бред. Алкоголь тебе явно противопоказан. Разумеется, нет. Не для этого. И потом, он увлекается только представительницами слабого пола.
- Кое-кто забыл, что и я увлекался лишь женщинами, - усмехнулся Хёкдже. – Впрочем, ты похож на девушку, так что я скоро на это забил.
- Хёкдже, отставь стакан. Хватит пить, - Хичоль рывком поставил своего администратора на ноги и повел в ванную. Прямо в одежде поставил под душ и не выпускал из кабинки, пока тот не успокоился. Потом привел в свою комнату, швырнул ему свою одежду и велел ложиться спать. Когда Хичоль применяет грубую силу, ему лучше не перечить. Оставив блондина, Ким закрыл квартиру и спустился к Хонки. От него позвонил Донхэ.
- Хэ, это я. Он у меня. Спасибо, что помог.
- Не за что, хён. Но ты должен мне за то, что я потратил деньги на этих мадам.
- Отдам, только скажи сколько.
- Да ладно, хён, я пошутил. Всегда рад помочь. Пока.
Хичоль ухмыльнулся. Той самой эвил-улыбкой, которую мало кто видел, но о которой все слышали. Увидев эту «картину», Хонки дернулся. Натянуто улыбнулся и выпроводил Хичоля. Тот вернулся в квартиру. Прислушался – Хёкдже все еще был в его спальне. И, кажется, плакал. Это в планы Хичоля не входило. Он не умел утешать. Вообще. Хичоль заглянул в спальню. Увидев его, Хёкдже попытался сдержать слезы, но у него это плохо получилось.
- Хёкдже, что случилось? – спросил Хичоль, сев на кровать рядом с блондином.
- Если ты не уволишь его, я с ума сойду. Он одним только видом мне крышу сносит. А видеть его с очередной девушкой и вовсе мука смертная. Я так больше не могу. Либо он уйдет, либо я.
- Хёкдже, я не отпущу ни одного из вас, - Хичоль набрал больше воздуха и решился сказать правду. – Ты не представляешь, каких усилий Донхэ стоило воплотить в жизнь этот образ. На самом деле он совершенно другой. Я… я попросил его стать настолько сексуальным.
- Зачем? – Хёкдже прекратил плакать и подозрительно посмотрел на Хичоля.
- Я… я… Я захотел решить таким способом одну задачу. И ее ответ меня удовлетворяет.
- И что же ты выяснил?
- Что я, Великий и Прекрасный Ким Хичоль, люблю такого наглого, эгоистичного, исполнительного и ответственного тебя. Можешь бить в левую скулу, правая еще морально не готова.
- Ты идиот, - буркнул Хёкдже, порывисто обнимая начальника. – И как такие идиоты, как ты выживают в нашем мире? Черт возьми, сейчас я должен возненавидеть тебя, Ким Хичоль. Но цени мою доброту – я даю тебе второй шанс. И пообещай, что этот Донхэ перестанет быть ходячим сексом.
- Обещаю. А ты наглеешь – здесь только я раздаю вторые шансы. И только что я выдал себе безлимит на шансы и ошибки.
- Господи, надеюсь, что сумею не влюбиться в такого эгоцентричного нахала…
- Ты, между прочим, говоришь о любимом начальнике.
- Любимом в кавычках.
- Буду надеется, что это ненадолго.
- Надейся. Надежда может оказаться не напрасной…

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Донхэ ненавидел лето. Возможно, потому что слишком жарко. А может, потому что летом количество выступлений увеличивалось в разы. И потому, что летом он пришел к этому садисту работать. Господин Чонун был очень строгим и за малейшую провинность наказывал ударом плетью. Донхэ дольше остальных привыкал к такому добровольному рабству. И уйти из этого театра он не мог. Здесь он зарабатывал деньги своим талантом. И заработок был относительно стабильным. Большую часть денег он отсылал родителям, чтобы мать могла купить лекарства для больного отца. Потом уже отсылал, чтобы было, на что похоронить его. Но господин Чонун не отпустил его на похороны. Потому что отец умер летом. В сезон выступлений.
Хёкдже ненавидел лето. Возможно, потому что именно летом оживлялись все его потенциальные невесты. По городу нельзя было походить, не наткнувшись на пару-тройку девиц знатного происхождения, якобы случайно оказавшихся здесь. Может быть, он ненавидел лето, потому что именно летом в их город приезжали всевозможные бродячие артисты, цирки, театры. Эти люди пытались заработать денег своими умениями. Хёкдже было искренне их жаль, и он с удовольствием бы жаловал каждому театру или цирку по пятьдесят даланов. Это не маленькие деньги – на пятьдесят даланов можно было купить три дома и маленький сарайчик. Но, к сожалению, ему было запрещено посещать выступления бродячих артистов. И поэтому летом ему было смертельно скучно и очень трудно. Сложно не поддаться искушению и не пойти хоть на одно представление.
Но это лето отличилось.
- Донхэ, ты готов? – спросил господин Чонун, заглядывая за ширму.
- Да, - ответил он, подправляя рубаху.
- Выходи. Твой черед. Генри и Рёук уже на сцене.
- Понял.
Донхэ понимал, что не зря остался работать у господина Чонуна. Ему нравилось это ощущение свободы, что дарили ему выступления. Он пел, закрывая глаза и представляя, что не стоит сейчас в очередном городе на пыльной сцене перед горсткой зрителей. Нет, он летит и смотрит на себя сверху. И упивается этим ветром, что дует в лицо. Но песня закончилась, и пришлось вернуться к привычному жалкому существованию. Донхэ открыл глаза и посмотрел на зрителей. Те аплодировали и бросали в шляпу Кюхёна деньги. Уже уходя за ширму Донхэ увидел, как от горстки людей отделяется один и быстрым шагом уносится прочь от сцены.
- Хэ, ты только посмотри! – воскликнул Кюхён, считая деньги. Кто-то положил двадцать даланов. – Чтоб меня черти разорвали! Я никогда не видел столько денег!
- Ты хорошо выступил, Донхэ, - послышался негромкий голос хозяина. – Будем надеяться, что этот сезон будет удачнее. Кюхён, деньги в шкатулку, сам – к зрителям.
- Хорошо, - кивнул Кю и проковылял к личным вещам господина Чонуна. Только ему хозяин разрешал иметь дело с деньгами – кроме него самого, разумеется. Просто потому, что Кю не сможет далеко уйти, если что-нибудь украдет. Увы, подарив Кюхёну просто волшебный голос, природа забыла выдать ему полный набор конечностей. У него отсутствовали правая рука и левая нога. Как он выжил, до сих пор оставалось тайной – Кюхён не распространялся о своем прошлом. Специально для Кюхёна господин Чонун заказал деревянные протезы, и все деньги с сегодняшнего выступления должны были пойти на их оплату. Донхэ покачал головой. Когда он, да и не только – все артисты, думали о Кюхёне, на глаза непроизвольно наворачивались слезы. А слезы запрещены. «Мы всегда веселы и радостны. Мы несем людям счастье. На наших лицах всегда улыбка» - три главных правила. Не следуешь им – три удара плетью.
- А сейчас, дамы и господа, на сцену поднимется настоящий ангел. Его голос заставит Вас позабыть обо всем и окунуться в свои мечты. Он подарит Вам свободу от этого скучного существования на земле. – Мужчина, так долго представлявший артиста, наконец, ушел и два невысоких паренька, сидящих на краю сцены, взяли в руки инструменты и начали играть. Хёкдже остановился. Музыка была приятной, не быстрой и не медленной. Парень вздохнул и, натянув капюшон плаща на глаза, подошел ближе. Он не стал смотреть на сцену, просто присел на одну из самых дальних скамей и закрыл глаза, надеясь, что слова мужчины о певце были правдивыми. Когда он услышал голос парня, то поблагодарил всех богов, что тот мужчина был прав. Его голос завораживал, пробуждал самые скрытые пожелания. Хёкдже представил, что он не сидит на скамье в пыльном, душном городе, скрываясь от родителей и девушек. Нет, он ходит по лесу, вдыхая тонкий аромат различных деревьев, позволяя веткам иногда хлестать его по лицу. Но песня закончилась, и пришлось открыть глаза. Хёкдже подошел еще ближе, чтобы дать денег. За такой голос он бы отдал все, что у него есть. Но бросил только двадцать даланов, что были с собой. Посмотрел на парня, что собирал деньги. Так и хотелось его пожалеть, но, судя по уверенной походке и жестоким глазам, к жалости он был равнодушен. Хёкдже быстро ушел оттуда, стараясь не оборачиваться.
Пробродив целый день по городу, он успел трижды проклясть себя и дважды поблагодарить небеса за то, что поддался искушению и услышал голос этого певца. Но он сетовал, что не узнал, где они будут вечером. Артисты никогда не стояли подолгу на одном месте. Они ходили по городу и на самых оживленных улицах начинали свои представления. А каждый день бродит по огромному городу в поисках небольшой повозки - убийство чистой воды.
Но вечером они стояли на том же месте. Теперь зрителей было гораздо больше. Хёкдже, не боясь, прошел в самую середину толпы, чтобы быть ближе к сцене. Но перед ним стоял какой-то высокий мужчина, из-за которого не было видно выступающих. Но Хёкдже было все равно – он пришел слушать. Ему хватило всего одного раза, чтобы влюбиться в этот голос и – вслепую – в его обладателя. Ему было неважно, как он выглядит. Главное – этот божественный голос, дарящий ощущение свободы.
- Господин Чонун, почему мы не поменяли место? – спросил Генри, помогая Рёуку переодеться.
- Сегодня кто-то пожертвовал нам двадцать даланов, - начал хозяин и, игнорируя возгласы артистов, пояснил: - Не думаю, что этот человек будет ходить за нашей повозкой по городу. Поэтому мы все семь дней будем стоять здесь. Всем все ясно?
- Да,- нестройно ответили артисты.
- Прекрасно. Тогда на сцену!
Донхэ осмотрел себя в обломке зеркала. Сегодня он не только пел, но и танцевал. Поэтому и одежды на нем меньше, чем обычно – чтобы не мешала двигаться. Донхэ повторил движения еще раз, глядя на свое тело в зеркало. Возможно, Рёук был прав, когда говорил, что Донхэ – ребенок ведьмы. Он не считал это оскорблением матери, поскольку и она не была обычной. Она гадала всем деревенским женщина, и гадания ее были всегда точными. Может быть, что-то передалось и Донхэ. Поэтому его голос околдовывал людей, а его танец – гипнотизировал.
Уже стоя на сцене он выделил в толпе зрителей невысокого хрупкого блондин, на которого и направил все свое умение. Во время танца он неотрывно смотрел только на него. Тот чувствовал его взгляд, но не видел Донхэ - мешал какой-то здоровяк, стоящий перед ним. Хэ не растерялся и переместился на край сцены. Чтобы танец увлек людей, Донхэ нужно было его кому-то посвящать. Стоя на краю, он смог разглядеть блондина. И понял, что не зря выделил именно его. Эти глаза Донхэ теперь никогда не забудет. Он танцевал, не прерывая зрительного контакта с парнем. Чонун, заметив, что толпа уже ничего не видит, кроме движений Донхэ, отправил Генри опустошать их карманы. Но вовремя передумал и поймал паренька за шкирку. После такого выступления эти люди приведут всех своих друзей. И в конце «тура» можно будет вытрясти из них всё.
Сразу после танца Донхэ запел. Блондин вздрогнул, когда Хэ отвернулся. Опустил голову, уходя в свой мир.
Этот парень точно не человек. Человек не может так двигаться. Так смотреть. Так петь. Хёкдже боялся отвести взгляд во время танца парня. Эти черные глаза не могут принадлежать человеку. Хёкдже не удивился бы, если бы обладатель этих глаз оказался, как минимумом , дьяволом. Но если дьявол выглядит как он, Хёкдже готов отдать ему свою душу. Сразу после песни этого парня Хёк ушел, бросив в шляпу калеке еще двадцать даланов.
Той ночью Хёкдже так и не смог уснуть. Из темноты на него смотрели черные глаза, в тишине звучал завораживающий голос, в тенях можно было увидеть волшебный танец. Наутро он снова ушел в город. Чтобы еще раз услышать. Еще раз увидеть. Он даже познакомился с хозяином этого небольшого театра. Чонун оказался мягким, добрым человеком. Он доверительно сообщил Хёкдже, что они здесь до конца седьмого дня. И сказал, что певца и танцора зовут Донхай. Потому долго нахваливал его, а Хёкдже про себя уже несколько раз назвал парня по имени. И ему понравилось, как звучит его имя.
Все семь дней он ходил на выступления Донхая. Ему уже было плевать, что отец может об этом узнать. Просто он понял, что не сможет жить дальше без Донхая. Он перевернул его внутренний мир, лишил сна и покоя. Хёкдже понял – он сделает все возможное, чтобы Донхай остался с ним. Он не думал о том, что, несмотря на все его таланты, парень может оказаться негодяем. И утром седьмого дня он отправил прислугу за ним.
- Господин, мы привели его, - послышался голос Сонмина – личного слуги Хёкдже.
- Заходите.
- Здравствуйте, - Донхай отвесил глубокий поклон. Потом выпрямился и остолбенел. Он не ожидал в покоях принца обнаружить того блондина, которому он посвящал все свои выступления.
- Минни, оставь нас, - Хёкдже махнул рукой слуге. Тот бесшумно вышел. Потом принц посмотрел на Донхэ: - Ты, возможно, голоден. Садись, поешь.
- Спасибо, - снова поклонился артист. Сел и принялся за завтрак. Но все его движения были скованными, немного нелепыми и до невозможного милыми. Он вздохнул и негромко произнес: - Это большая честь – выступать перед Вами.
- Возможно, - пожал плечами Хёкдже. Он следил за каждым движением, за каждой эмоцией. И все больше понимал, что ни за что не отпустит его от себя.
Когда с едой было покончено, и слуги унесли посуду, Хёкдже попросил Донхэ сесть рядом с ним. Парень, разумеется, согласился. Принц задал пару вопросов о нем. Отвечал Донхай кратко, даже сухо. Но в какой-то момент беседа началась, и они уже не смотрели на то, что у них разные социальные статусы. Донхэ было уютно рядом с этим хрупким на вид блондином. С ним было легко. Легко общаться, легко находиться, легко шутить. С ним можно было снова быть собой. Хёкдже было легко, потому что Донхэ умудрился забыть, что они сейчас во дворце, а он сидит рядом с принцем. Но время, как назло, пролетело слишком быстро. И вот уже Донхэ собирается на последнее выступление. И Хёкдже решается.
- Донхай, сколько тебе платит Чонун? – спросил он в лоб.
- Достаточно, - уклончиво ответил артист. – На жизнь хватает.
- Разве работу в этом театре можно назвать жизнью? – серьезно посмотрел на него Хёкдже.
- Можно, - кивнул Донхэ, не глядя в глаза принцу.
- Донхай, я…. Черт. – Хёкдже обхватил голову руками и сел. – Если ты сегодня уедешь, я сойду с ума. Когда я впервые увидел твое выступление, я потом не мог ни спать, ни есть, ни спокойно жить. Что ты сделал со мной?...
- Простите, - негромко сказал Донхэ. Но его сердце сжималось от боли, потому что этот красивый хрупкий блондин сейчас страдает из-за него. Но Донхэ не мог бросить театр. Он уже пять лет работал с этими ребятами и не мог их бросить. Пусть и ради принца. Донхай подошел ближе, сел перед принцем на колени и, прошептав извинения, поцеловал в губы. Хотя, это был даже не поцелуй – касание. Пока Хёкдже не сообразил, что произошло, Донхэ вышел. Хёкдже коснулся пальцами губ, буравя взглядом дверь, за которой скрылся Донхай. Он понял, что значил этот «поцелуй» - Донхэ выбрал театр. У Хёкдже в душе поднялась буря. Он был готов уничтожить все, что попадется под руку. Услышав шум, Сонмин заглянул в комнату и ужаснулся – принц сломал стол и несколько стульев. Слуга подбежал к Хёкдже и обнял его. А тот лишь беззвучно плакал и шептал имя сбежавшего артиста.
***
- Хёкдже, просыпайся, народ ждет, - услышал он голос, которым грезил последние пять лет. Теперь уже король открыл глаза и не поверил увиденному – на стуле рядом с его кроватью сидел Донхай.
- Как ты?... Как?... Почему? – Хёкдже хотел задать множество вопросов, но не знал, с какого начать и в итоге замолчал.
- Меня пропустил Сонмин. Все же, я не сильно изменился. А вот ты ужасно выглядишь. Тебе надо больше спать, - непринужденно заявил Донхэ.
- Ты знаешь, что я теперь король? – опасно сузив глаза, спросил Хёкдже.
- Ну конечно, Ваше высочество. Поэтому и вернулся. Твой отец ни за что в жизни не позволил бы тебе держать при себе такого дьявольского артиста.
- А если я не хочу тебя видеть?
- Не проблема. Уйду так же, как пришел. Просто я уже не смогу жить без тебя. За пять лет я ни разу не выступил так же, как тогда, перед тобой. Словно растерял все свои умения. Ты отобрал их у меня, чтобы я вернулся. Я вернулся. За тобой.
- И что теперь?
- Теперь я личный певец твоего величества.
- Наглости тебе не занимать. За неуважительное отношение можно и на виселицу попасть.
- Если ты будешь смотреть – хоть в Ад спущусь. С тобой я ничего не боюсь.
- Ты идиот, ты это знаешь?
- Знаю. Твой личный идиот….

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Чо Кюхён всегда был непредсказуемым. Об этом знал весь университет. Им пугали первокурсников. Его выходки обсуждали шепотом учителя. Мало кто из студентов знал, как выглядит этот Чо Кюхён. А те, кому «посчастливилось» стать жертвой очередной его бредовой мысли, либо уходили в другой университет, как Ким Ёнун, либо начинали ему активно помогать, как кузены Ли – Хёкдже и Донхэ.
Молодого преподавателя Ли Сонмина так же о нем предупредили. Но ему повезло. Чо Кюхён изучал китайскую филологию, а Сонмин преподавал японскую литературу. Многие преподаватели желали ему удачи. Через год Кюхён выпускался, и была вероятность, что Сонмин его и вовсе не увидит. Парень не понимал, ради чего развели такую шумиху вокруг одного студента. Но все же заранее уже боялся его. Особенно после пары рассказов профессора Пака. Например, на втором курсе Кюхён в свой день рождения поцеловал двадцать одного парня. А на первом курсе довел до истерики профессора Кима, который тогда преподавал филологию. Правда, сейчас профессор Ким Хичоль стал его научным руководителем – помогал писать курсовую о влиянии китайского языка на корейский.
Впрочем, и Ким Хичоль не подарок. Такой же непредсказуемый. Слушая рассказы из университетской жизни, Сонмин не раз спрашивал себя – какого лешего он пошел работать в Университет мировых языков, когда ему предлагали остаться в его родном Сеульском государственном? Но нет, душа пожелала перемен. И таки дождалась их.
День святого Валентина Сонмин никогда не воспринимал всерьез. День как день, обычный вторник в этом году. Самый обыкновенный день с тремя лекциями. Но студенты к празднику относились очень серьезно. Девушки пришли на занятия нарядные. Даже такие серые и незаметные студентки, как Кристалл и Солли, выглядели очень мило и по-праздничному красиво. Парни не знали, куда девать пакеты с подарками. Глядя на эту непонятную суету, Сонмин пытался вспомнить, как день святого Валентина проходил в его университете. Но не смог. Этот день не отличался ничем от остальных учебных. За все шесть лет обучения Сонмин не получил ни одной валентинки. Но то, чтобы его это обижало. Просто вспомнились мысли после каждого праздника влюбленных. «Ничего нет. Вот и славненько».
Вернувшись в настоящее, Сонмин обнаружил перед собой трех студенток с первого курса. Кажется, ХёнА, Сохён и Тэён . Жутко смущаясь, они протянули ему открытки в форме сердца, что-то пробормотали и убежали, едва он принял валентинки. Вот уж неожиданность. Он даже не ведет у них ничего. Сонмин покачал головой. Возникло желание выбросить эти открытки, но это было бы жестоко по отношению к девочкам. Поэтому он лишь вздохнул и положил валентинки в портфель. На кафедре творилось нечто невообразимое. Весь кабинет утопал в разного рода сердечках. Открытки, шарики, папье-маше, вырезанные из бумаги, салфеток, ткани, мягкие игрушки… Сонмин даже не сразу нашел свое рабочее место. За соседним столом в беспорядке пытался найти материалы для урока Гэн-лаушы, преподаватель китайского языка. Бумаги не желали находиться, поэтому он ругался на трех языках – китайском, корейском и английском. Потом к нему подошел Хичоль и швырнул что-то на стол. Гэн поблагодарил его за найденные материалы и поспешил на пару.
- Красиво, правда? – спросил Ким, без труда ориентируясь в этом кошмаре.
- Кто развел этот ужас в нашем кабинете? – ответил вопросом на вопрос Сонмин, давая понять, что этот бедлам невозможно назвать красивым.
- Студенты, разумеется. Преимущественно, «китайцы» постарались. Скорее всего, Кюхён опять запряг всех. Он умеет признаваться в любви изучаемому предмету, - не без удовольствия отметил Хичоль, читая валентинки, грудой лежащие на его столе.
- В этом беспорядке ничего не найти! – возмутился Сонмин. – Это же проявление неуважения к учителям!
- Все зависит от того, как ты к этому относишься, - пожал плечами Хичоль, бездумно обнимая огромное плюшевое сердце с вышитым иероглифом моря. – Лично меня все устраивает. И такое внимание студентов я воспринимаю как любовь и уважение.
- Ух ты, как круто! – в кабинет зашел еще один Ким – преподаватель истории. – У нас на кафедре все фиолетовое. Где вы видели фиолетовые сердечки? Кюхёну бы уши оторвать за них.
- Не кипятись, Чонун. Если у тебя сердце не красное, зачем тебе дарить красные валентинки? – спросил Хичоль, ехидно улыбаясь.
- И за что только студенты тебя любят? – покачал головой Чонун, развалившись на стуле Гэна.
Сонмин вышел из кабинета. Не было ни сил, ни желания слушать хвалебную оду Хичоля самому себе.
День прошел относительно спокойно, не считая того, что ему подарили около полусотни валентинок. Серьезными были только пять-десять из них, остальные просто выражали благодарность за интересные занятия. Уже дома Сонмин обнаружил еще одну. Она выпала из заднего кармана брюк. Парень не помнил, чтобы ему кто-то вручил ее. Он бы обязательно запомнил такую открытку. Просто кусок картона с неровно приклеенным куском бумаги. Но никто не вручал такую открытку. Значит, положил ее в карман сам отправитель. Только как он проделал это настолько незаметно? Сонмин прочитал открытку. Нет, столько ошибок он еще не встречал ни у кого.
«Сонмин-сенсей, Вы миня низнаете. Но я многа знать о Вас. Вы очень хароший учитель. Ни паможите мне с изучением корейскава языка? Правда мы ни сможем видецца. Вот мой номер. *********** Куйсянь».
Сонмин сначала хохотал над количеством ошибок. Потом возмущался, что этот наглец не знает, что такое уважение. Но на следующий день он написал Куйсяню, что согласен. Ту открытку он теперь носил в бумажнике. Иногда даже перечитывал ее. Судя по тексту, можно было предположить, что Куйсянь – первокурсник-китаец, изучающий корейский язык. Когда Сонмин думал о его внешности, почему-то представлял себе кого-нибудь на подобии Рёука – такого же невысокого, худенького, слабенького, с высоким голосом. Почему, черт разберет.
Так завязалась их переписка. Куйсянь рассказывал о своем изучении корейского, разбавляя вопросы об ассимиляции звуков интересом к хобби Сонмина. Сонмин же исправлял ошибки в словах, вкратце объяснял особенности произношения и охотно рассказывал о своих увлечениях. Ни в школе, ни в университете у него так и не появилось хороших друзей, с которыми можно было пообщаться на любые темы. Куйсянь же поддерживал общение на самые разные темы, будь то новости мировой экономики, или обсуждение влияния розового цвета на работу мозга.
Через полгода Сонмин понял, что не может вспомнить, как жил до появления в его жизни Куйсяня. Они переписывались каждый день. И ни разу за это время ни один из них не позвонил. Сонмин хотел услышать голос своего нового… друга? Хотел, но боялся звонить. Он не мог дать точного определения этому чувству, гложущему его изнутри. Но преобладала именно боязнь. Вот только чего? Сонмин не знал.
Они продолжали писать друг другу длиннющие сообщения. Куйсянь уже не делал так катастрофически много ошибок. Сонмин радовал его успехам в корейском. Все больше внимания уделялось обычному общению. К ноябрю обсуждение корейского языка сошло на нет, уступая место Сонминовской увлеченности вином. Куйсянь увлечение это поддержал, даже стал коллекционировать за компанию.
А к Рождеству Сонмин осознал, что ничего не знает о Куйсяне. Открыл на компьютере папку со старыми сообщениями, которые скидывал с телефона. Так и есть – его друг практически ничего не рассказал о себе. Поэтому на Рождество он отправил Куйсяню гигантское поздравление чуть ли не в стихах, где просил прощения за то, что ничего о нем не знает. Тот ответил не менее огромным сообщением, в котором так же извинялся, что не рассказал о себе. Сонмин предложил встретиться в живую. Куйсянь с сожалением ответил, что только в феврале вернется в Сеул. Решили, что встретятся третьего февраля, в первый учебный день после долгих рождественских каникул.
Этого дня Сонмин ждал с нетерпением. В университете скучно без студентов, поэтому целыми днями преподаватели чаевничали и сплетничали, иногда прерываясь на составление учебного плана на второй семестр.
- Ты какой-то возбужденный, - бросил Хичоль первого февраля. – Что-то должно случиться?
- Нет, совсем ничего, - безразлично ответил Сонмин, набирая сообщение Куйсяню. Текст, в основном, полон скуки и даже взывает к жалости.
- Ты с телефоном не расстаешься. Виртуальный роман? – Хичоль что-то печатал в своем ноутбуке, совершенно не глядя на монитор. Он буравил взглядом спину Сонмина. Тот же замер от его слов. Виртуальный роман? Что за глупости. Но и не просто переписка с другом. Сонмин уже давно мучился с точным определением Куйсяня. Друг? Возможно, но он был ближе, чем просто друг. Кстати, теперь Сонмин не жалел о своем решении устроиться на работу именно в этот университет. Наконец-то у него появились друзья. И это не Куйсянь. Друзьями были Чонсу, Гэн, Хичоль и Чонун. Магистрантов Ми, Хёкдже и Донхэ тоже можно было назвать друзьями. А кем был Куйсянь? Лучшим другом? Но они только переписываются. И все же к Куйсяню Сонмин испытывал нечто большее, чем просто дружба. Но снова возникал вопрос – что именно? Как ни пытался он понять свои чувства к Куйсяню, было слишком много вопросов.
Третьего февраля Сонмин проснулся от того, что телефон оповещал о новом сообщении.
«от: Куйсянь.
Спускайся, соня! Рассвет просто зашибенный. Я около подъезда».
Так быстро Сонмин еще никогда не одевался. Его не обижало, что его подняли в полседьмого только для того, чтобы посмотреть на рассвет. И неформальное обращение он сам позволил. А Хичоль бы за такое убил.
На улице стоял только один человек. Без сомнений, это Куйсянь. Что удивительно, мыслей о том, откуда он знает его адрес, у Сонмина не возникало. Он смотрел на парня. Куйсянь явно не вписывался в тот образ, что придумал себе Сонмин. Высокий, стройный, с широкими плечами, он был совсем другим. Куйсянь подскочил к еще сонному Ли и потащил куда-то. Привел на детскую площадку и заставил подняться на горку.
- Посмотри наверх, - сказал он. У Куйсяня был низкий, бархатный, тихий голос с хрипотцой. И фразу он произнес без акцента. Идеальное произношение, которого даже Гэн не смог добиться.
Сонмин поднял глаза. Небо как небо. Рассвет самый обыкновенный. Такой же, как всегда. Ничего зашибенного. Так он и сказал Куйсяню.
- Знаешь, в жизни твой голос гораздо приятнее, чем на лекциях, - усмехнулся он, переводя тему.
- Ты был на моих лекциях? – поинтересовался Сонмин, поворачиваясь. Куйсянь снял капюшон и выгнул бровь, словно спрашивая «не узнаешь?». Да, такую внешность сложно забыть – волнистые, вечно взлохмаченные волосы, темные глаза с кругами от недосыпа, прямой нос, пухлые губы. Значит, Куйсянь был на его лекциях. Но зачем? Сонмин преподает у третьего и четвертого курсов, а Куйсянь, кажется, на втором.
- Увидимся в универе, - прошептал он, обжигая дыханием замерзшее ухо Сонмина. Спрыгнул и быстрым шагом двинулся в сторону университета. Сонмин потер уши, озадаченно глядя ему вслед. Куйсянь совсем не такой, каким он себе его представлял. Но так было даже лучше. Куйсянь оказался непредсказуемым.
Придя в университет к девяти, Сонмин чуть не выронил портфель. Отовсюду на него смотрел Куйсянь. Его фотографиями были увешаны все стены. Огромные надписи «С днем рождения!» под этими фото сбивали Сонмина с толку. Он даже не знал, что у Куйсяня день рождения. Сонмин зашел на кафедру.
- О, Сонмин, ты вовремя! – обрадовался Чонун. – Можешь в красивой стихотворной форме пожелание на японском придумать? Хотим поздравления от учителей на ватмане написать и повесить в холле.
Мда, когда преподаватели поголовно младше сорока, ничем хорошим это не кончиться. И откуда столько энтузиазма?
- Хотим сделать приятно малышу Кю, - сказал Хичоль, словно прочитав мысли Сонмина. – Он на праздники кафедры украшает, ну и мы должны его отблагодарить. Тем более, что ему двадцать четыре исполнится, почти четверть жизни.
- Кому приятно? – переспросил Сонмин, уставившись на фотографию Куйсяня, криво приклеенную на ватман. – Сколько?!
-- Ну, Кюхёну. Чо Кюхён, о котором мы часто рассказываем, - ответил Чонсу. – А что?
- А по-китайски как будет звучать его имя? – обратился Сонмин к Гэну, игнорируя вопрос Чонсу.
- Кажется, Гуйсянь, но «китайцы» зовут его Куйсянем, - сказал Гэн, не отрываясь от приклеивания наклеек Хелло Китти на фотографию.
- Куйсянь, значит… - Сонмин вышел из кабинета, не обращая внимания на недовольное бурчание Чонуна. Теперь кроме злости он ничего не испытывал. Зачем надо было делать ошибки в словах, притворяясь иностранцем-первокурсником? Для чего?.. Сонмин хотел выйти из университета и в дверях столкнулся с Кюхёном. Тот по его лицу все понял. Вышел вместе с ним на улицу и тихо заговорил.
- Прости. Не хотел, чтобы ты все узнал раньше, чем планировалось.
- Еще и планировалось, - фыркнул Сонмин.
- Дослушай, черт возьми. Мне было скучно. Все мои друзья – мои сонбэ. И в прошлом году они выпускались. Поэтому утопали в делах. Я решил себя развлечь и начал изображать иностранца в переписке с тобой. Но понял, что ты значишь больше, чем друг по переписке.
- Я был так похож на клоуна, который развлечет тебя? – зло поинтересовался Сонмин.
- нет, ты был похож на человека, который всегда поможет.
- И?
- Начнем сначала? Ты не знаешь меня, я не знаю тебя. Меня зовут Чо Кюхён, сегодня мне исполнилось 24 года, я изучаю китайский язык, - с этими словами Кюхён протянул руку и чуть заметно улыбнулся. Виновато и с надеждой в глазах. Сонмин некоторое время гипнотизировал руку. Но все сдался и пожал ее.
- Ли Сонмин, 26 лет. Преподаю японскую литературу. Приятно познакомится.
- Взаимно. – Теперь Кюхён улыбнулся счастливо. Сонмин не сдержался и улыбнулся в ответ.
- Совершенно непредсказуемый, - покачал головой Хичоль, наблюдавший из окна.
- Как думаешь, они подружатся? – спросил Гэн, обнимая его за талию. Чонун, завершающий работу над «плакатом», фыркнул.
- Уже подружились, - ответил Чонсу, глядя на то, как Кюхён целует несопротивляющегося Сонмина.

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

- Хичоля… - протянул Кюхён, заглядывая в комнату к хёну. Чтобы обратится неформально к нему, нужно быть либо самоубийцей, либо… Кюхёном. Хичоль лежал на кровати и читал до того, как некоторые наглые младшенькие его потревожили.
- Что? – раздраженно бросил он, захлопывая книгу. Настроение потеряно, читать дальше нет смысла.
- Там… Чонсу-хён… Он… ну, как сказать… - Кюхён замялся, не зная, как донести до хёна нужную информацию. Пару раз глубоко вздохнул, поежился от тяжелого пронизывающего взгляда Хичоля, собрался с мыслями и выпалил: - Чонсу-хён напивается на кухне.
- Один? Без меня?! – возмутился Хичоль. Как это – где-то пьют без него! Верх наглости. Да он Чонсу по стене размажет!
- Хён, стой. Пока ты не убил его. – Кюхён поймал Хичоля в дверях. – Пока ты упивался своим отчаянием, Чонсу-хён пил. Он уже три дня опустошает запасы алкоголя всего дома. Мы пытались узнать причины его неожиданного алкоголизма, но он молчит. Хотя, как молчит – матом посылает в такие места, что даже Йесон стал за ним записывать!
- Короче, хён, ты - наша последняя надежда, - сказал появившийся из ниоткуда Донхэ. – Кю, ты уделяешь слишком много времени мелочам. Надо говорить сразу и по делу. Я в тренажерку. Хёк, за мной!
- Я тебе кто? Собачка? – шепотом возмутился Хёкдже. Но обулся и вышел вслед за донсеном.
- О, Хичоль выполз из норы! – заявил Йесон, увидев прекрасное личико Золушки на пороге своей комнаты. – Неужто Кюхён тебе все же выкурил оттуда?
- Чонун, молчать. Вон из дома. И питомца своего захвати. И не возвращайся до завтрашнего утра. Да, не Тангому, Рёука забери! И схоронись где-нибудь. А еще лучше – убейся. – Хичоль начал массовую зачистку квартиры от нежелательных элементов. Когда Чонсу так напивался – добра не жди. Кто знает, вернутся донсены в руины или им повезет?
- Так, китайцы, с глаз моих долой. Ми, крокодила забери. Да не Шиндоновского, своего! И нечего так морщится, Кю. Да, это я тебе. Сонмин! Где этот хомяк?.. О, попался! Донхи под мышку – и на выход! Шивон, зайчик мой, где ты? Ой, спишь? Это ты зря. Вечером спать нежелательно. А теперь, зайчик, тапки обул и уполз спать к соседям.
- Хён, я же не буду мешать, я буду тихо-мирно спать, - попытался протестовать Шисус. Зря он решил пойти наперекор решениям Хичоля.
- Зайчик, я кому сказал – марш к соседям? – с угрозой спросил Хиним. – Давай, поднимай свое тело и неси его к Хонки – у него железные нервы, он не свихнется от такого зрелища. Всех унесло? Отлично.
- Ой, Хичоль… - у Чонсу произнести имя друга получилось лишь с попытки седьмой. – А куда все ушли?
- Прогуляться. На улице же такая хорошая погода, чего дома сидеть? – Хичоль попытался улыбнуться и понадеялся, что отмазка сработает. Но даже у пьяного Чонсу мозги работали просто отлично.
- Хи, десять вечера и град. Ты, понимаешь, что ты несешь? – Чонсу предпринял попытку сесть ровно и посмотреть на донсена серьезным взглядом, от которого совесть просыпалась даже у камней. Не вышло – он стал заваливаться набок, а Хичоль из-за старательно сдерживаемого хохота забыл ему помочь. И лучше бы он его поймал – поднимать Чонсу оказалось жутчайшей пыткой. Наконец, пьяный хён был сброшен на диван, а Золушка сел на пол, пытаясь отдышаться.
- Хён, ты тяжелый, как… как… как Шивон! – с трудом произнес Хичоль, выравнивая дыхание.
- Это просто ты слабый, - вроде как съязвил Чонсу.
- Зато красивый, - фыркнул Хичоль. – А теперь выкладывай – кто виноват?
- Кто – кто? – не понял Чонсу.
- Из-за кого ты так активно убиваешь свою печень?
- А…. ты о Донхо….
- О ком? – Хичоль посмотрел на Чонсу.
- Да так…
- Итук! – Хичоль занес руку для удара. Чонсу поморщился – лапка у Золушки была тяжелой.
- На пятом этаже новый жилец – Шин Донхо. Пока просто снимает квартиру, но Сонхён по большому секрету рассказал, что мальчик ее купит.
- И?
- Донхо невероятный…. Он такой милый. Когда я столкнулся с ним в лифте, я подумал, что увидел ангела – такая у него милая улыбка…
- Так, без сравнений с ангелами, - поморщился Хичоль. – Ты не рассказ или книгу пишешь, ты мне, МНЕ, рассказываешь, что случилось. Обойдемся без литературы.
- Я несколько раз сталкивался с ним в лифте и в подъезде. И всякий раз сердце словно забывало, что должно, вообще-то, биться. При виде него я будто обретал крылья и взлетал, наплевав на проблемы. – Игнорируя протесты донсена, продолжил Итук.
- Короче, влюбился, - констатировал Хичоль. – И в чем проблема? Ты вдруг вспомнил, что лет стопиццот назад тебе нравились девушки?
- Он младше меня на одиннадцать лет, - прошептал Итук, боясь реакции Хичоля. Хичоль считал, что приемлемая разница в возрасте – от полугода до трех лет. Если больше, то это уже извращение.
- Мда, Су. Тут попахивает совращением малолетних, - усмехнулся Хиним. Не веря своим ушам, Чонсу повернулся к донсену. Тот улыбался своей самой мерзопакостной улыбочкой. И она не предвещала ничего хорошего. – Старо-древний ангел Итук соблазняет молоденького соседа. Брутально, ничего не скажешь.
- Чоль, о чем ты думаешь?! – Чонсу хотел подскочить в возмущении, но, потеряв равновесие, грохнулся с дивана на пол, вызывая у Хичоля приступ истеричного хохота. – Какое, к чертям, соблазнил?! Какое совращение?! Убейся тапком! Или нет! Я сам тебя убью тапком!! Я никогда не думал о нем так низко!
- Ну вот, приехали. Теперь это низко. А как Канина соблазнять - все отлично. Меня геем делать – все нормально. Кюхёна научить прелестям соблазнения – это же долг каждого Итука! А думать о том, чтобы трахнуть один раз симпатичного соседа, так нет! Мы же святые! – Хичоль снова зашелся в истерике от смеха.
- Хичоль, вот я протрезвею – и тебе не поздоровиться, - Итук попытался говорить хладнокровно и угрожающе, но речь прерывалась иканием и вообще была малопонятной, поскольку Чонсу уже клонило в сон.
- Мой тебе совет, хён. Скажи ему, - произнес Хичоль, помогая Итуку подняться. Довел его до комнаты, уложил и добавил: - Не примет этого – значит, зря убиваешься.
- В этой жизни ничего не бывает зря, - вздохнул Чонсу. – Просто мне больше никто не нужен. Мне самому плохого от этого.
- Понимаю, - улыбнулся Хичоль.- Но все же, чем принимать решение – проспись и протрезвей. А потом будем действовать по ситуации.
***
- Смотри, Хичоль, он собаку выгуливает! – прошептал Итук, умиляясь. Хичоль же проклинал себя за малодушие и неумение отказать целой толпе донсенов. Уже месяц Итук следил за Донхо, привлекая к этому «интересному» занятию младших.
- Если это собака, то игрушечный далматинец Хёкдже – просто великан, - пробурчал Хиним, стараясь не смотреть на это издевательство матушки-природы. И от этого недоразумения на лапках был в восторге Чонсу. И Донхо. И все его хёны. И даже Золушкины донсены умилялись, глядя на это маленькое мохнатое нечто.
- Хичоль, он, как и наша Рыбка, обожает обнимать со спины! – Итуку, кажется, нравилось все, что делал Донхо. У Хичоля складывалось нехорошее впечатление, что если бы этот новый сосед оказался маньяком, Итук и тогда бы радовался, что у «его милого симпатичного добренького ангелочка» такое незаурядное хобби.
- Ой, Хичоль, он мороженое уронил! Может, купить ему новое?.. – Чонсу уже даже встал со скамейки, на которой они устроили свой «штаб наблюдения». Хиним с трудом успел его поймать и усадить на место.
- Не глупи, Су, у него шесть хёнов, - яростно зашипел Хичоль на ухо хёну.
- Знаешь, Чоль, я думаю, что сегодня я скажу ему о своих чувствах, - Итук посмотрел на донсена и уверенно улыбнулся.
- Валяй, - зевнул Хиним. Примерно каждые два-три дня Чонсу заявлял, что все, он готов, вот сегодня, именно сегодня он все расскажет Донхо. Но через полчаса его боевой пыл угасал, и он откладывал все на «как-нибудь потом».
- Ну, я пошел, - неожиданно для Хичоля Чонсу отдал ему свою бейсболку, газету, за которой скрывал свой влюбленный взгляд и направился к Донхо. Золушка сидел, открыв рот от удивления. Рядом приземлил свою пятую точку Генри.
- Хён, рот-то прикрой, - сказал он, заботливо поднимая нижнюю челюсть и придерживая ее рукой, чтобы снова не отвалилась. – Кюхён уже в кустах с диктофоном. А Ми на дереве с камерой. Ничего не пропустим.
***
- Донхо? – услышал парень чей-то голос. Обернулся – и выдохнул с облегчением. Он терпеть не мог незнакомцев. А это всего лишь сосед с седьмого этажа. Кажется, Чунсу.
- Чунсу-шщи? – слегка поклонился он в приветствии.
- Чонсу, - мягко поправил сосед. Донхо снова поклонился, на этот раз с извинениями. – Ничего, если я составлю тебе компанию?
- Почему бы и нет, - пожал плечами парень. Он только недавно выкупил квартиру, но уже успел подружиться с кучей народа. И благодаря Кевину (или Сонхёну, как его звал весь подъезд) знал, что на десятый этаж лучше не подниматься. Как говорил Хонки с третьего, десятый этаж – рай для любого нормального парня. Целая женская общага. В каждой квартире, коих на этаже четыре – по несколько девушек. Что примечательно, девушки не боялись жить в мужском подъезде. Все соседи были только рады помочь девочкам. Но он отвлекся. Кевин, наряду с неизвестной никому Золушкой, был главной сплетницей подъезда. Он знал о соседях такие факты, о которых они и не подозревали. Кевин рассказал ему о седьмом этаже. Седьмой этаж практически сразу после сдачи постройки переделали в квартиру громадных размеров. Кто за это заплатил, умалчивалось. Хотя Кевин имел на этот счет свои подозрения. Так вот, в этой квартире и жил Чонсу-шщи и армия его донсенов. Насколько понял Донхэ, раньше их было четырнадцать. Но что-то в святом семействе произошло и их осталось только двенадцать.
-Донхо, ты живой? – перед его лицом сосед помахал рукой. – Все в порядке?
- А что не так? – буркнул Донхо, стараясь не выказать своего смущения.
- Ты уже минут пять буравишь взглядом дерево, - ответил Чонсу.
- Возможно. Знаете, Чонсу-шщи, я вспомнил, что у меня много домашки, я пойду домой, - быстро произнес парень и, подхватив собачку, скрылся в подъезде. Не подумав, что сейчас середина лета и каникулы в самом разгаре.
- Вселенский облом, - вздохнули кусты.
- Я еще не встречал таких лузеров, - ответило дерево. И добавило на китайском: - Куйсянь, а как я отсюда слезу?
Кусты ответили истерическим хохотом.
- Как влез, так и слезай, - кусты все еще дергались от смеха.
- Боюсь!!! – пропищало дерево на китайском.
- Кю!!! Ми!!! Я вас не то, что тапком, носками Хёка задушу!! – Чонсу попытался стащить с дерева китайца. Но тот залез еще выше. Кю, воспользовавшись этим, вылез из кустов и рванул в сторону Хичоля.
Донхо за этим наблюдал из окна. Улыбался своим мыслям и бегающему по двору Чонсу-шщи. В груди разливалось привычное тепло. При виде соседа с седьмого этажа у Донхо возникало ощущение защищенности и заботы. Хотя заговорили они нормально только сегодня. Донхо знал его только по слухам. Но особого значения им не придавал. Что такое слухи? Кто что-то ляпнул, второй не понял, но передал третьему и так далее. По слухам, у Донхо дома три собачки. А она всего одна. Как после этого верить всему, что говорят?
Наконец Чонсу стащил китайца с дерева и принялся за поиски сбежавшего донсена. «От праведного гнева никому не скрыться!» - кричал он, пытаясь добраться до младшего через мощную защиту остальных донсенов. Донхо усмехнулся. Он знал, зачем к нему подходил Чонсу. Илай все время с беспокойством предупреждал его о том, что «этот псих с седьмого» за ним следит. Плюс, кое с кем из донсенов Чонсу-шщи он подружился. И тот по большому секрету рассказал, что их самый старший хён влюбился в какого-то нового жильца. Но поскольку после Донхо никто не переехал в этот подъезд, можно было с уверенностью говорить, что Чонсу-шщи влюбился именно в него. Сначала парня это испугало, и он старался его избегать. Но однажды, выйдя из душа, он понял – даже если бы Чонсу на него набросился – Донхо бы не стал сопротивляться. Потому что никто, кроме него не вызывал в нем такую бурю эмоций.
***
- Черт побери, Кюхён, сколько раз тебе говорили – не трогай штопор!! – Хичоль был готов растерзать донсена.
- Это не я! Я умею штопором пользоваться!! – Кюхён с вызовом посмотрел Хиниму в глаза, одновременно закрывая рот Ми, который пытался пробурчать что-то похожее на «профессионал».
- Кто?! Кто из вас, малолетних идиотов, сломал штопор?! – на помощь Хичолю пришел Сонмин. – Чем теперь вино-то открывать?!
- Боже мой, неужели это прям такой великий праздник? – покачал головой Йесон.
- Нет, милый мой донсен. Это просто окультуренный повод напиться до зеленых человечков. Хотя тебе они не грозят, - Хичоль мило улыбался, заталкивая китайцев в лифт. – Без штопора не возвращайтесь! - бросил он им.
- Так, давайте все проверим, - вздохнул Кевин. – По списку: торт – есть, салаты – есть, алкоголь – есть, напитки для детей… кто написал?!! – есть, закуски – есть. Нет – штопора, праздничного настроения и виновников.
- Штопор – организуем, настроение – настроим, виновники – явятся, - «отрапортовал» Хангён.
- Тогда все хорошо, - Кевин попытался непринужденно улыбнуться, но, сидя рядом с Йесоном, это удавалось не очень хорошо. Особенно, если учитывать, что он постоянно бросал пугающие взгляды на губы Кевина.
- Нашли! – в квартиру ввалились Ми и Генри, вяло отбиваясь от таких же вялых преследователей – Хонки и Джея. Генри торжественно вручил штопор Хичолю и упал на диван. Но тут же подскочил, будучи ужаленным булавкой. Приняв сидячее положение, Кисоп снова убрал булавку и уселся так, что всем своим видом он показывал, что диван – его частная собственность, по ошибке оказавшаяся в квартире этих неизвестных ему людей.
- Идут! – послышался голос Сонмина, которому о приближении виновников доложил Шиндон по телефону.
- Так, всем занять исходные позиции! – скомандовал Хичоль. – Все помнят свои действия?
- Хён, твою мать, это же не военная операция, сядь уже! – послышался из-за дивана недовольный голос Кюхёна. – Генри, свет!
В квартире воцарились тишина и темнота. Двери лифта с тихим звуком распахнулись.
- Как тихо… - удивился один из вошедших.
- Даже непривычно, - усмехнулся второй.
- С годовщиной!!! – оглушили их крики донсенов и хёнов.
- Было подозрительно тихо, - усмехнулся Итук, глядя на то, что сделали донсены. Стол накрыт, квартира сияет чистотой, под потолком блестит огромная лента с надписью «Донхо, год – немалый срок рядом с этим стариком! Как ты его терпишь?!».
- Черт побери, ребята, вы самые идиотские донсены, - расчувствовался Чонсу. К нему подошел Сухён и протянул открытку. «Чонсу-шщи, год – рекорд пребывания рядом с этим врединой. Как ты его терпишь?!».
- Придурки, - пробормотал Донхо, прочитав открытку.
- А сейчас, пока все в здравом уме и трезвой памяти, Чонсу, поцелуй своего спиногрыза! – объявил Хичоль, давая знак Шивону и Илаю. Под громкие скандирования «Целуй! Целуй! Целуй!» смущенный Чонсу прижал к себе парня и легко поцеловал. И тут же чертыхнулся во весь голос, обещая лишить этот мир Шивона. Донхо же просто хохотал, но взглядом давал понять, что Илай – труп. Одновременно с поцелуем эти двое открыли бутылки с шампанским и облили целующихся.
- Вы не просто придурки, - покачал головой Чонсу. – Вы самоубийцы.
- Возможно, - пожал плечами Хичоль. – Объявляю нашу пьяную вечеринку открытой!!
Уже ближе к утру, когда даже самые стойкие попадали спать, Чонсу обнял Донхо и прошептал ему в макушку:
- Боже, мне никто кроме тебя не нужен…
- Ну, я еще не Боже, я только учусь, - хмыкнул Донхо. Романтика момента была убита сарказмом. – И я тебя люблю, только будь добр, усни.

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, Кевин и его бичез, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

Ночью Хичоль проснулся от того, что кто-то на него пристально смотрел. Парень был крайне чувствителен к чужим взглядам, поэтому, чертыхаясь, он продрал глаза, думая, что китаец снова мучается бессонницей и издевается над хёном. Но нет – тот спал, даже и не думая просыпаться ближайшие часа три. Хичоль недоуменно выгнул бровь, гадая, кто же может на него смотреть посреди ночи, если не китаец. Ответ пришел сам собой – кто-то коснулся его плеча. Хичоль дернулся и чуть приподнялся на кровати, стараясь двигаться как можно аккуратней, чтобы не разбудить китайца. Сел, опершись спиной об изголовье, и принялся осматривать комнату. В ней никого не было. Парень напрягся – если в комнате никого нет, то кто же не дает ему спать своим пристальным взглядом? Хичоль посмотрел в стоявшее напротив кровати зеркало. И дернулся, когда от зеркала начало что-то отделяться. Это «что-то» постепенно приняло облик человека и встало напротив Хичоля, буравя его взглядом черных глаз. Это существо было похоже на симпатичного парня. Хичоль боялся издать какой-либо звук – мало ли что может «это» натворить. Но оно лишь взмыло в воздух, паря под потолком. Слегка склонило голову набок и улыбнулось уголками пухлых губ.
- Боишься, - констатировало существо.
- Нет, твою мать, радуюсь, - вырвалось у Хичоля. Даже в такие моменты он язвил и грубил.
- Ты знаешь, кто я? – спросило оно, скрывая улыбку за ладонью.
- Логичный вопрос. Ты выходишь из зеркала, взлетаешь, чего-то бормочешь и хочешь, чтобы я знал, что ты? – у Хичоля от возмущения даже волосы дыбом встали.
- Не «что», а «кто», - мягко поправило его существо. – Впрочем, пока тебе не понять, кто я. Поэтому зови меня Кюхён.
- И чего тебе надобно, старче? – усмехнулся Хичоль. Но внутри его разрывало от страха и возмущения. Нечто вторгается в его дом, надеясь, что его знают, а потом заявляет, что его не поймут! Наглость – чья-то первая сущность.
- Попрошу не обзываться, - бросил Кюхён. – Ты старше меня почти на десяток лет.
- Не может быть. Ты не человек, значит по любому старше меня, - фыркнул Хичоль со знанием дела. Шутка ли, он посмотрел все мультики Диснея и написал около пятидесяти сказок!
- Нет, - покачал головой парень. – Мне девятнадцать. И всю жизнь будет девятнадцать. Я не старею. Я как Питер Пен – всегда молодой.
- Питер Пен был вечным ребенком, - Хичоль отвернулся от Кюхёна и посмотрел в окно.
- Возможно, - пожал плечами Кюхён. – Что ты знаешь о Неверленде?
- Земля, где дети никогда не взрослеют, поэтому там нет взрослых, - ответил Хичоль. О Нетландии он знал все – Питер Пен был одним из его любимейших персонажей мультфильмов Диснея.
- Почти угадал, - Кюхён приземлился, словно вспомнив, что у Земли, вообще-то, есть сила притяжения и гравитация. – Но ты рассказал о Нетландии. А я говорю о Неверленде. Это две разных истории, хоть и похожих.
- И чем твой Неверленд отличается от Нетландии? – Хичоль снова посмотрел на Кюхёна. Тот как-то загадочно и в то же время зловеще улыбался.
- Нетландия – территория детей. А Неверленд – страна нетления. Я пожелал на всю жизнь остаться в девятнадцатилетнем возрасте – и пожалуйста! – мне уже двадцать лет, как девятнадцать. В Неверленде ты никогда не изменишься – ни внешне, ни внутренне. Будь тебе хоть пять веков тринадцать – ты не будешь тринадцатилетним мудрецом. Ты будешь сорванцом и хулиганом, как и все дети этого возраста.
- И зачем ты мне это рассказываешь? - спросил Хичоль, но в глубине души он уже нашел ответ на этот вопрос.
- Потому что ты не хочешь стареть. Не хочешь меняться. Перемены пугают тебя. Поэтому меня прислали, чтобы я сопроводил тебя в Неверленд, - ответил Кюхён, мечтательно улыбнувшись. – Ты из тех людей, что созданы для нашей страны. Наша страна нуждается в таких, как ты. Нынешнее поколение людей боится стоять на месте. Им лишь перемены и нужны. Но ты их терпеть не можешь. Идем со мной. Ты навсегда останешься двадцатисемилетним красивым юношей. Сам подумай – неужели ты хочешь увидеть, как это прекрасное лицо покроется сетью морщин? – Кюхён внезапно оказался рядом с Хичолем, протянул руку и погладил его по щеке. – Ты хочешь увидеть, как это тело одряхлеет и уже не будет таким идеальным? Хочешь ли ты увидеть, как будет изменяться под тяжестью лет твой «принц», а, Золушка? – Кюхён кивнул на китайца. Хичоль вздрогнул – никто, кроме самых близких друзей, не звал его Золушкой.
- Я вообще не рассчитывал дожить до старости, - негромко сказал Хичоль после нескольких минут молчания. – В мои планы не входило наблюдение за медленным увяданием моего организма. Я собирался покончить с собой годам к тридцати, когда начнут проявляться первые признаки старения. Это тело достойно того, чтобы навсегда остаться молодым.
- Так почему бы не прожить еще сотню лет в таком виде? – спросил Кюхён, протягивая Хичолю руку.
- Я… я не знаю, хочу ли я этого, - совсем тихо ответил парень.
- Ким Хичоль, я понимаю, это сложный вопрос, требующий осмысления. Я приду за ответом завтра ночью, - Кюхён опустил руку, вздохнул и подошел к зеркалу. – Но на твоем месте я бы, не раздумывая, согласился. Больше никто не предложит тебе такого.
- Хорошо, что я на своем месте, - огрызнулся Хичоль.
- Как знаешь, - Кюхён пожал плечами и снова слился с зеркальной поверхностью.
Хичоль еще некоторое время гипнотизировал зеркало. В голове не укладывалось произошедшее. Да и вопрос был достаточно… трудным. Да, ему хотелось всегда быть молодым. Не бояться за завтра. За себя. Но Хичоль ненавидел принимать важные решения. А это решение могло перевернуть его жизнь. Хичоль прикусил нижнюю губу, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Допустим, что он согласился. И что тогда? Через пару лет его китаец начнет меняться. Медленно, не сильно заметно, но неизбежно. Через десять лет уже будут видны морщины, начнутся проблемы со здоровьем. Что будет через пятнадцать? Хичоль резко выдохнул, боясь себе представить эту картину – увядающий Ханни и вечно молодой Хичоль. Разумеется, от окружающих не укроется, что он не меняется. Следовательно, придется покинуть этот город, а еще лучше – страну. А еще больше, чем старение, Хичоль ненавидел перемены. Даже переезд к Ханни в Сеул он с трудом перенес. Бедный китаец тогда жил как на бомбе. То Хичолю это не нравилось, то вон то неправильно лежало и вообще у него дома было куда уютнее. Ханни выслушивал его истерики около полугода. Потом до него, наконец, дошло, что в доме все-таки главный он и Хичоль немного успокоился. Парень улыбнулся. Эти воспоминания всегда будили самые теплые чувства. Хичоль лег на бок, обнимая Ханни за талию. Хочет ли он терять этого китайца? Однозначно, нет. С ним связано гораздо больше воспоминаний, чем с семьей. Хичоль нахмурился – когда он в последний раз разговаривал с мамой? И не смог вспомнить. Парень слегка покачал головой и посмотрел на Ханни. Этот китаец умудрился заменить собой весь мир. Как давно они уже живут вместе? Десять лет? Двенадцать? Хичоль попробовал напрячь память и вспомнить, когда же в их блестящие умы пришла мысль съехаться. Кажется, на втором курсе. Они тогда начали снимать квартиру. После университета Хичоль вернулся домой, но не выдержал долгой разлуки с Ханни и переехал к нему. Парень снова улыбнулся – воспоминания о том времени были самыми лучшими. Но размышления о прошлом прервал проснувшийся китаец.
- Хи, ты чего не спишь? – пробурчал сонно Ханни.
- Да так, вспоминаю первые дни совместной жизни в это квартирке, - ответил Хичоль, пряча улыбку.
- Да ты, никак, стареешь, Хи? – хитро улыбнулся китаец.
- Знаешь, Хангён, вполне возможно, что старею, - Хичоль неожиданно улыбнулся. Теперь его не пугала старость. Он понял, что рядом с Хангёном просто невозможно постареть душевно. Ханни его баловал, как ребенка.
- Хичоль, с тобой все хорошо? – Ханни обеспокоенно посмотрел на парня. – Ты не заболел?
- Еще чего. Ким Хичоль никогда не болеет, - высокомерно фыркнул Хичоль и моментально получил щелчок по носу. – Я тебе не ребенок, меня по носу щелкать!
- Ты вечный ребенок, Хи. И детям пора баиньки.
- Не указывай Ким Хичолю, что он должен делать!
- Хичоль, заткнись и спи!
- Ладно, ладно, сплю, - пробурчал Хичоль, но его голос звучал счастливо. Даже слишком счастливо, что Хангён снова испуганно на него посмотрел. Но не стал ничего говорить, тоже улыбнулся и поцеловал в лоб, прошептав: - Если кто-то сейчас не уснет, завтра не получит завтрак.
Хичоль усмехнулся и закрыл глаза. Он не будет больше раздумывать над предложением Кюхёна. Он уже все для себя решил. Кому нужен этот чертов Неверленд, когда рядом есть такой китаец, с которым и стареть не страшно? Только не Хичолю. Он уже понял, что старость – еще не смерть.

@темы: pics, фанфики, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance

---

- Холодной воды без газа, пожалуйста, - попросил Хёкдже бармена, усаживаясь на стул. День выдался напряженный, трудный – три консилиума и одна операция. Все прошло бы как обычно ,если бы его напарником не был такой балбес ,как Ли Джинки. Хёкдже удивлялся, как этого раздолбая вообще приняли на работу. Хотя, стоит признать, он очень даже неплох. Но потерять больничную карту пациента, заблудиться в корпусе и трижды навернуться на лестнице – это талант.
Поблагодарив бармена, Хёкдже сразу сделал глоток. Холодная вода всегда помогала ему взбодриться, привести мысли в порядок. Парень осмотрел ресторанчик, в котором сидел – небольшой, уютный, тихий. В самый раз для отеля, где останавливаются обычные служащие. Хёкдже наверняка мог предположить, что большая часть постояльцев завтра, как и он, вернется домой, пожалуется жене на командировку и будет спокойно работать до следующей командировки.
К бару подошел мужчина. Сел рядом с Хёкдже и невероятно уставшим голосом попросил пива. Потом посмотрел на Хёкдже.
- Тоже завтра домой уезжаете? – поинтересовался он, кивнув бармену и придвигая кружку ближе.
- Да. Жду не дождусь, когда уеду из Сеула. Ненормальный город, - усмехнулся Хёкдже, запустив руку в волосы. Мужчина, не отрываясь, следил за его движением и остановил взгляд на волосах.
- Не стар ли ты для пергидроля? – спросил он с усмешкой.
- Черт знает. Может и стар. Но с осветленными волосами я выгляжу моложе, - пожал плечами парень. – Ли Хёкдже.
- Пак Чонсу, - мужчина пожал протянутую руку и отпил еще пива. – И как тебя с такой прической взяли на работу?
- А что в ней не так? – обиделся за прическу Хёкдже.
- Она не серьезная, - пояснил Чонсу. – Хотя, смотря, кем ты работаешь.
- Я врач, - буркнул Хёкдже.
- Какое совпадение, - улыбнулся Чонсу. – Я тоже. Кардиолог.
- И я кардиолог. В Пусанской городской больнице.
- Хм… Странно, - Чонсу с опаской посмотрел на пиво. – Я там же работаю. Но никогда тебя не видел.
- Насколько я знаю, в нашей больнице только один кардиолог, - задумчиво протянул Хёкдже. – И это ..
- Я. – одновременно произнесли они.
- Что за чертовщина? – пробормотал Чонсу. Пришел, называется, расслабиться после тяжелого дня, как на тебе – такая задачка! А ведь после трех консилиумов и одной операции с неуклюжим Джинки в напарниках так хотелось отдохнуть!
- Знаешь, Чонсу, меня начинает пугать название отеля, - Хёкдже кивнул на меню. На самом верху было написано название – Alternative Reality.
- Согласен, теперь оно пугает, - кивнул Чонсу, озираясь по сторонам. Наделся, что не он один столкнулся с таким явлением.
- Не стоит пугаться, - услышали они голос бармена. Негромкий, с хрипотцой. – Не часто отель оправдывает свое название. Раз в лет десять-пятнадцать. Можете считать, что Вам повезло.
- Вы считаете это везением? – удивленно вскрикнул Хёкдже.
- А разве Вам никогда не хотелось узнать, как Вы живете в параллельном мире? – спросил бармен, улыбаясь.
- Бред…. Это все какой-то бред, - пробормотал Чонсу. – Параллельные миры – явление, недоказанное никак. Оно не имеет никаких оснований для веры в него.
- Зря Вы так считаете. У Вас очень узкий кругозор. Постарайтесь поверить в невозможное.
- Я не Донхэ, чтобы верить всяким сказкам, - снова одновременно буркнули мужчины. Потом замолчали и ошарашенно посмотрели друг на друга.
- Это не сказки. Это реальность. И это сейчас происходит с Вами, - бармен снова улыбнулся.
- Ничего не понимаю…. – покачал головой Хёкдже.
- Все очень просто. Чонсу пришел из реальности, где Ли Хёкдже не работает кардиологом. То же с Хёкдже.
- Если так подумать, то есть один МС на телевидении по имени Пак Чонсу, - задумчиво протянул Хёкдже. – Только работает с псевдонимом Итук.
- Твою же мать, - прошипел Чонсу. Итук – кличка, которая приклеилась к нему с еще университетских лет. Хичоль как-то раз назвал его своим особенным другом, и пошло-поехало.
- Чонсу, попытайтесь вспомнить. Есть в Вашей реальности человек по имени Ли Хёкдже, - мягко сказал бармен, как ни в чем ни бывало протирая стойку.
- Ну, комик есть. Кажется, еще актер такой есть, но он с псевдонимом выступает, не помню каким. Вроде все. – Чонсу нахмурился. – А, нет, еще один был. Молодой симпатичный блондин, лет двадцать шести - двадцати семи. Умер на операционном столе.
- Молодой симпатичный блондин? – пискнул Хёкдже. – Мамочки….
- Вот мы и выяснили, как Вы живете в параллельных мирах, - бармен посмотрел в глаза Чонсу. – Попытайтесь хоть на мгновение допустить, что это возможно. – И бармен ушел, оставив мужчин раздумывать над его словами.
- Думаешь, он правду говорит? – осторожно поинтересовался Хёкдже.
- Черт поймет, - Чонсу уронил голову на сложенные на стойке руки. – Но это просто не может быть правдой. Это слишком странно, неявно, непонятно и не…. Не знаю, черт возьми.
- Я боюсь это принимать, - вздохнул Хёкдже. – Слишком страшно звучит. Вот Хэ бы обрадовался такому повороту событий. Да он бы радовался, если бы его инопланетяне похитили.
- Хэ – Ли Донхэ? – спросил Чонсу, поворачивая голову к Хёкдже.
- Да… Мой... лучший друг, да.
- Только друг? – прищурился Чонсу.
- Да. Только друг. А в твоей реальности Донхэ кто?
- Ты уже поверил этому ненормальному бармену? – фыркнул Чонсу. – Донхэ – мой друг, играет в мюзиклах.
- Хэ всегда мечтал выступать на сцене. Он будет счастлив, если узнает, что хотя бы в другой реальности у него это получилось, - улыбнулся Хёкдже, представляя себе радостное выражение лица Донхэ.
- Он точно всего лишь друг? – переспросил Чонсу.
- Да! Кем еще он может мне быть?! – взорвался Хёкдже.
- Ну, не знаю…. Парнем? – усмехнулся Итук. – Твой голос меняется, когда ты о нем говоришь.
- Парнем?! Ты свихнулся?! У меня жена есть, - Хёкдже вытащил из кармана пиджака обручальное кольцо и продемонстрировал Чонсу.
- А чего прячешь его в кармане?
- Оно мне большое. Боюсь потерять, - буркнул блондин, вновь убирая кольцо. – И давай закроем тему личной жизни.
- Как знаешь, - пожал плечами Чонсу.
Они разговорились. Нашлось неожиданно много общих тем. Мужчинам не хотелось так быстро расставаться с интересным собеседником, поэтому они переместились в номер Чонсу. Хёкдже на какой-то миг показалось, что без Чонсу ему будет сложно прожить оставшуюся жизнь. За час с небольшим он дал парню около сотни различных советов. Рядом с ним было очень уютно. Чувствовалась забота и искренняя поддержка. Но Хёкдже отбросил эту мысль – дома его ждал Донхэ, было бы глупо сейчас поддаться мимолетному детскому желанию бросить привычную жизнь и уехать вместе с Итуком. Чонсу же упивался этим ощущением нужности. В его окружении было мало людей, которые позволяли заботиться о себе, проявлять какую-либо братскую нежность. Будучи младшим в семье, Чонсу не знал, на кого вылить накопившуюся любовь. Ему нравилось помогать, оберегать, защищать младших. Да и просто хотелось кому-то излить душу. Дома он этого не делал – не было духовной близости с женой. Надо ли говорить, что женился он по настоянию родителей? Еще и младшей сестре лучшего друга, потому что знал ее много лет.
А рядом с Хёкдже было так хорошо, тепло. В какой-то момент Чонсу поймал себя на мысли, что с удовольствием бросил бы свою прежнюю жизнь и уехал бы с Хёкдже. Но у него есть своя личная жизнь. И черт поймет, как вторая половинка Хёка примет такой подарок судьбы в виде невысокого кардиолога… из параллельной реальности.
Когда часы пробили три часа ночи, мужчины с сожалением распрощались. У Хёкдже в восемь утра самолет, а Чонсу уезжает в двенадцать дня. Им нужно хоть немного поспать – все-таки день был сложный. Итук проводил блондина до двери в его номер. Хёкдже остановился на пороге. Что-то для себя решил, быстро коснулся губами губ Чонсу, еле слышно прошептал «не смей забывать» и скрылся в номере. Итук удивленно потрогал губы и медленно побрел в номер. «Ты невозможный человек, Ли Хёкдже», - подумал он, увидев, что Хёк забыл свой пиджак у него на кровати. Была мысль вернуть его владельцу, но мысль эту отбросили в самый дальний уголок сознания, чтобы не вздумала взывать к совести. Чонсу прижал пиджак к лицу, вдыхая запах Хёкдже – одеколон вперемешку с мускусным запахом пота. Потом понял, что ведет себя, как последний извращенец и отбросил пиджак в сторону. Вспомнив, что во внутреннем кармане лежит кольцо, полез проверять, не выпало ли. Совесть все же проснулась, требуя вернуть вещь хозяину. Но была заглушена здравой мыслью, что он наверняка уже спит. Чонсу не нашел кольца в кармане. Зато обнаружился сложенный вдвое листок бумаги. «Я соврал. У меня нет жены. Кольцо под подушкой. Не смей забывать этот вечер. Возможно, еще встретимся. Хёкдже».
«И все, ты невозможный человек, Ли Хёкдже. Невозможно милый. Невозможно добрый. Невозможно доверчивый. Невозможно наивный. Невозможно любимый». Так думал Чонсу, наблюдая из окна, как Хёкдже садится в такси. Блондин не выспался, поэтому клевал носом. Уже сев в машину, он опустил стекло и посмотрел в окно номера Чонсу. В какой-то момент их взгляды встретились. Хёкдже стер внезапно покатившуюся слезу и отвернулся. Чонсу вдруг захотелось побежать за ним, сесть к нему в машину…. Но дома его ждала жена. Кажется, она обещала приготовить его любимые креветки. И Хичоль сказал, что заскочит. А Хёкдже, скорее всего, ждал его Донхэ. Возможно, тоже пообещал приготовить что-нибудь вкусненькое. И лучший заверил, что придет.
Как жаль, что они из разных реальностей. У них нет шансов. Есть только воспоминания.

@темы: pics, фанфики, к сожаленью, день рожденья только раз в году, творчество мое неубиваемое, I'm gonna be a bad boy, "ЭЙ, Я ПИШУ КЛАССНЫЕ ФАНФИКИ, ПОНЯЛ, ДА?"(с), Драгоссо, остался у меня на память о тебе портрет работы Пабло Пикассо, Caught in your bad romance