1.1 SNSD - I got a boy Cостояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу + есть небольшой плакат) Цена: 600p (без доставки, можно договориться и на скидку)
1.2 f(x) - Pink tape Состояние: идеально-удовлетворительное (вскрытый, но CD ни разу не проигрывался, плаката и карточки - нет, вместо этого могу отправить плюшки с SMtown week OuO) Цена: 530р (без доставки, можно договориться на скидку)
2.1 Infinite - Inspirit Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, без плаката) Цена: 260p (без доставки, можно договориться и на скидку)
2.2 Kim SungKyu - Another me Состояние: иделаьное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, без плаката, но с карточками_наклейками - 2шт) Цена: 370p (без доставки, можно договориться и на скидку)
2.3 Infinite - Paradise Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, без плаката и карточки) Цена: 450p (без доставки, можно договориться и на скидку)
3. Teen Top - Summer special Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, без плаката и карточки) Цена: 330p (без доставки, можно договориться и на скидку)
4. Boyfriend - Janus (limited edition) Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, обложка с Кванмином (т.к лимитированное издание с рандомной обложкой мембера, то карточки не имеется) + большой плакат) Цена: 490p (без доставки, можно договориться и на скидку)
5.1 BtoB - Press play Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу, мини-карточка и большая карточка (полученная с промоушна битуби) с Минхёком + большой плакат) Цена: 390p (без доставки, можно договориться и на скидку)
5.2 Henry - Trap Состояние: идеальное (вскрытый, но сам CD не проигрывался ни разу. без плаката и без карточки) Цена: 400p (без доставки, можно договориться и на скидку)
Минхо появляется вдруг. Он всегда так делает. Его никто не ждет, а он появляется. Мокрый до нитки, с почерневшими от грусти глазами, с дырками на джинсах и руки у него всегда не руки — сплошное мясо без какой-либо формы. Где он ходит и что делает. Никому неведомо.
Минхо может рассказать всем историю о том, как он заболел бешенством.
Бешенство равно любовь.
И вот когда Минхо появляется под дверью Сучжон, все по-прежнему неожиданно. Сучжон смотрит на него таким взглядом, что кто угодно на месте Чхве Минхо съел бы свои ребра и присыпал бы их перед этим перцем из стертых берцовых костей.
На самом деле в ее глазах больше дружеской нежности и понимания, чем того, что видит Минхо в них.
— Что опять случилось, Мино? — спрашивает Сучжон, впуская его.
Он отвечает молча. Как привык. Все и так ясно, и в этом ясно пять букв. Кибом.
Сучжон вздыхает.
Сучжон тащит его в ванную и закрывает там, чтобы пришел в себя. А пока шумит вода (всегда холодная), ставит чайник и достает из холодильника какие-то закуски, оставшиеся после дня рождения, кажется, Луночки.
Она никогда и ничем не помогает своему школьному другу. Он не просит — она не навязывается. Но очень бы хотелось, хоть как-то.
Когда Минхо выходит, громко закрыв за собой дверь, в темном халате, который Сучжон купила специально для него и который он когда-то, давным-давно, как будто в другом веке забыл у нее, он выглядит еще хуже.
Впадины под глазами расползаются чернильными пятнами.
— Ты когда-нибудь себя убьешь, — говорит Сучжон.
— Когда-нибудь обязательно, — подтверждает Минхо.
Они едят молча, утопая в акустике тишины и на фоне одни лишь вдохи-выдохи. Минхо сгорбившись кое-как левой рукой ест салат; с головы капает; ресницы от воды как одно целое. Сучжон смотрит на него, закусив губу, и почему-то хочется его просто обнять. Дать понять, что он не один.
Ведь Чхве Минхо такой глупый, такой глупый-глупый. Глупый Мино.
Сучжон уходит в ванную за полотенцем.
— А я на миг умер, — подает голос Минхо, когда она возвращается, — и полегчало, но я хочу еще или как раньше.
— У тебя нет никакого «как раньше», ты его пропил в своем бешенстве, — говорит Сучжон.
Минхо откладывает палочки в сторону и поворачивается к ней. Вся тьма в его глазах растворяется. В зрачках теперь пустота и такая глубокая, и такая отвратительно болезненная, что Сучжон приходится отвести на мгновение взгляд.
Она подходит к нему и полотенцем осторожно сушит ему волосы.
Минхо целой рукой берет ее за запястье, останавливая.
— Я сегодня пытался собрать звезды, — говорит он, едва улыбаясь, — но на этом небе их слишком много.
— И есть ли у тебя хоть одна? — спрашивает Сучжон, касаясь его лица свободной рукой. Полотенце остается на голове Минхо.
— Мне остались лишь куски, — он закрывает глаза и в уголках его губ гниют мечты из прошлой жизни. — Я завернул их в салфетку.
— А после отдал Ему? — она наблюдает за его ресницами: дрожат так по-детски.
— Кибом выбросил их в окно, — абсолютно спокойно отвечает Минхо. — Я слышал, как они бились об дно.
Сучжон целует его в лоб. Свобода ее друга залита в цемент, и его бешенство не лечится. Он бы мог пойти в больницу, но каждый либо покрутит у виска, либо выпишет ему обезболивающее без срока годности.
Вот только у самого Минхо этот срок годности давно истек.
Сучжон может оберегать его, но не все время.
Сучжон может помогать ему, но не всегда.
Сучжон — не всегда.
flashback— Сучжон-а, скажи, почему ты любишь Эмбер? — спрашивает Минхо как-то.
— Она однажды мне сказала: если вокруг дым, то надо задерживать дыхание. Если он не рассеивается, то надо прятаться под землю, — отвечает Сучжон.
— И что это значит? — Минхо, конечно же, не понимает.
— Воздух в легких и земля под ногами — это тот человек, который рядом, — улыбка Сучжон ломает ночное небо.
— Эмбер для тебя воздух и земля? — Мино тянет ее к себе в объятия как старший брат.
— Она — все, — на лице Сучжон нежность распускает лепестки.
— А я тогда кто? — он хмурит брови и дуется, но уже как ребенок.
— Ты тоже все, но твое «все» — оно другое, очень близкое и родное, — отвечает Сучжон и в ее голосе любовь.
Сучжон моет посуду, а Минхо ее вытирает. Молчание между ними в последние года два — традиция. Сучжон не спрашивает ничего о Кибоме, Минхо продолжает заботиться о ней.
Правда, как он думает, из него совсем никудышный брат.
Телефон на столе вибрирует. Сучжон не обращает внимание. Наверное, даже стопроцентно это Джессика, а сейчас говорить с онни не хочется, никак, ни разу.
— Сучжон-а, не возьмешь? — не выдерживает Мино. — Вдруг Эмбер.
— Эмбер никогда не бывает вдруг, как ты, — сухо отвечает Сучжон, — она либо есть, либо ее нет.
— Много всего изменилось? — Минхо удивляется и хмурит брови как тогда.
— Я не искала звезд и не заворачивала их в салфетки. Эмбер тоже, — Сучжон выключает воду. — Просто так получилось.
— Она же твое все, — из ее рук выскальзывает чашка и падает на пол. — Больше нет?
— Потеря самой главной звезды равняется разрушенному небу, — Сучжон наступает на осколки.
— Ты задохнулась в дыму? — Минхо опускается на колени и собирает то, что когда-то было цветочным узором.
— Мне словами вспороли легкие , — она смотрит на него сверху-вниз и ком в горле.
Мино поднимается, скидывает все собранное в раковину, моргает и на вдохе обнимает ее. Как раньше. Как брат. Как тот, кто будет любить всегда. Он понимает ее слишком хорошо, чтобы. Чтобы что.
Мино гладит ее по голове целой рукой, считает всхлипы.
Наверное, всему есть объяснение, просто надо его найти. А искать не хочется.
Он видит в ее волосах те самые куски звезд, которые собирал сегодня. Они больше похожи на разбитые стекла.
нежные душевные движения грустного и смешного последнего дракона
этот текст был отвергнут мной за три дня до дедлайна на сикретсанте. я собирался писать дикую драму с хёрт/комфортом о чонине и тао. чонин, погрязший в дерьме собственных мыслей, и тао, вытаскивающий его из этого болота. но в тексте тао так и не появился, зато появился олень, прекрасный, как рассвет, и может, стоило бы писать именно о нем.
читать дальшеУтро Чонина начинается с назойливого звона будильника и пяти сообщений от одногруппников и куратора. Учитель Пак предупреждает его, что не будет за него просить, и если Чонина выкинут с университета – пусть пеняет на себя. Сехун и Тэмин пишут почти идентичные по смыслу сообщения – «как ты мог бросить царя, холоп» - и Чонин даже удивляется, потому что эти двое друг друга на дух не переносят, хотя настолько похожи поведением и мыслями. Староста присылает устрашающее «D-45», говорящее о приближении сессии, но Чонин в ответ шлет ему с селку с недвусмысленным жестом средним пальцем. После чего и вовсе вытаскивает батарейку из телефона и закидывает под кровать и снова валится спать. Чонину двадцать один, он учится на менеджера уже третий год и мечтает прожить жизнь впустую, а еще лучше – вообще не жить. У него, что называется, большое депрессивное расстройство, как сказал Сехун, в начале прошлого месяца явившись к нему с кипой распечатанных статей из интернета. Чонин мельком взглянул на пару страничек и отправил макулатуру в мусорную корзину, потому что заниматься самодиагнозом ему было откровенно лень, да и смысл знать, что его проблемы – просто симптомы какого-то там расстройства. Тэмин по телефону заявил, что это депрессия обыкновенная, и лечится она красивыми девочками и хорошими друзьями. Для закрепления эффекта еще можно немного алкоголя, добавил он, посмеиваясь, пока Чонин не сбросил звонок. Дни Чонина уже второй месяц проходят одинаково, не меняясь ни на йоту, кроме тех дней, когда приходят либо Тэмин, либо Сэхун и оставляют ему немного домашней еды. Чонин просыпается от звуков будильника или входящих сообщений, посылается весь мир к черту и спит до обеда. После встает с тяжелой головой и долго стоит под душем, надеясь, что однажды просто поскользнется и проломит себе череп, но ничего не происходит. Чонин смотрит на воду, и ждет, когда вода окрасится в темно-коричневый, когда вода смоет его, смоет всего и отправит в увлекательное путешествие по канализационным трубам Сеула. Вот только человека нельзя разжижить и превратить в жидкость, как бы Чонин не молился об этом Всетленной. Вечера проходят однообразно и неинтересно, как сказал бы сам Чонин, - как и вся его жизнь. Он смотрит фильмы неважно чьего производства, прыгает в интернете с сайта на сайт и без конца переписывается с виртуальными знакомыми. Чонин даже не читает книг, как когда-то – раньше это было его хобби – он пустым взглядом скользит по строчкам, не вникая в суть, не запоминая имен и сюжета. Он до поздней ночи играет в шутеры и словно нарочно подставляется под тяжелые снаряды, чтобы выйти и забыться сном. «Человек без целей и стремлений – всего лишь вертикальная лужа» говорит мотиватор в интернете, а Чонин, наматывая на палочки лапшу быстрого приготовления, кивает и пишет в твиттер – «я – вертикальная лужа» - и прикрепляет фото лапши. Его тут же ретвиттят пара человек, с такими же унылыми аватарками, как и у него – черное пятно на белом фоне, сразу и не понять, что изображено, а один пользователь даже отвечает «наше поколение обречено просуществовать свою жизнь без стремлений и амбиций, мы – растерянное поколение». Чонин в ответ шлет ему наполненное горечью «угу» и продолжает бороздить просторы интернета, лишь бы чем-то себя занять. Он смотрит убогие американские ситкомы и морщится, когда слышит закадровый смех, но не переключает – забивает мозги под завязку. Чтобы не было пустоты. Чтобы не было мыслей. Днем все нехитрые манипуляции срабатывают, но ночью Чонин ложится спать в наушниках, ставит музыку громче, но не может сбежать от себя и голоса совести. «Что ты делаешь со своей жизнью» - голос у совести подозрительно похож на голос старосты, и Чонина передергивает от этого. «Что ты будешь делать дальше? Кому ты нужен будешь без образования? Думаешь, твоим родителям легко платить за учебу? Будешь работать вечность официантом?» Чонин даже включает рок, чтобы мозг просто отказывался работать в таком шуме, но вопросы никуда не деваются – они нарастают, как снежный ком, и требуют ответов или решений. Потому Чонин засыпает только ближе к утру, когда совсем выматывается и голос совести замолкает для передышки. Чонин мечтает однажды закрыть глаза и не открыть их, желательно, никогда, но он согласен даже на кому – чтобы просуществовать овощем лет десять-пятнадцать, а потом проходить много лет реабилитацию. Он знает, что ему стоит просто принять чуть больше снотворного, что лежит в его тумбочке, - для самоубийства не достаточно, но для того, чтобы навсегда перестать быть человеком – запросто. Но смелости у Чонина еще меньше, чем амбиций, поэтому таблетки лежат там на всякий случай – когда Чонин поймет, что не может терпеть пытку собственного разума по ночам и начнет принимать это самое снотворное. Чонин смотрит на тумбочку перед сном, всегда бросает на нее взгляд – от нее словно исходит могильный холод, и Чонину кажется, что он чувствует, как таблетки тяжелеют под его взглядом, иногда ему видится, как тумбочка проваливается в пол под их тяжестью. Но стоит моргнуть, как наваждение проходит, и Чонин вздыхает то ли с облегчением, то ли с обреченностью. Ближе к сессии даже Тэмин с Сехуном прекращают звонить и писать, и Чонин почти не обижается – у них, в отличие от него, есть планы на жизнь, они не бесхребетный Чонин с его отсутствием желаний и мечты. Тэмин мечтает работать в крупном развлекательном агентстве, а Сехун – в респектабельных отелях, а Чонин думает, что даже если бы он окончил университет, он бы не нашел работу – он своей жизнью не управляет, какие там отели/гостиницы. Чонин снова проживает день в интернете, переписываясь в твиттере с такими же безнадежными проебателями жизни, скачивая унылую музыку и читая блоги таких же депрессивных пользователей. Один из таких «потерявшихся в сонме белых воротничков» пишет, что эти самые «салари-маны» живут погоней за деньгами, и в их голове только деньги, и они гробят жизнь, лишь бы получить как можно больше этих самых денег, этих несчастных бумажек. Он – он не такой, он человек с богатым внутренним миром, и ему нет дела до возни салари-манов, его миссия – просвещать и освещать тернистый путь людей, пришедших к его образу жизни. Чонин в комментариях злорадствует, что все написал еще один неудачник, у которого не вышло построить свою жизнь, и в ответ получает «разве ты не такой же неудачник?» На другом блоге Чонин читает откровения некоего Рассветного Оленя о том, как он справляется с тем, что не может контролировать все, творящееся вокруг него. «Когда я понимаю, что сейчас начну паниковать, если не возьму ситуацию под контроль, я беру в руки бритву – я всегда ношу с собой пару лезвий – и осторожно веду по запястью. Обязательно поперек, так крови меньше, зато ты понимаешь – ты все еще в состоянии чем-либо управлять, как вариант – собственной жизнью». Чонин пишет в комментариях «ты псих» и уходит в ванную, захлопнув крышку ноутбука. Из зеркала на него смотрит его исхудавшее, бледное отражение с потухшими глазами и словно спрашивает «и кто тут псих». У Чонина дрожат руки, когда он берет в руки самый маленький из имеющихся в доме ножей, но он полон решимости проверить – управляет ли он своей жизнью или нет. Он закусывает от напряжения губу и едва касается кончиком ножа запястья, но перед глазами предстают картинки забрызганной кровью ванной, и Чонин отбрасывает нож. Он боится, банально боится причинить себе боль осознанно, боится, что не остановится в нужный момент, что сделает все не так. Профиль Рассветного Оленя говорит, что тот живет в Сеуле, и Чонину кажется, что Всетленная все же решила встать на его сторону, хоть однажды. Он пишет короткое сообщение тому в личку, в котором просит помочь – просит научить так же управлять своей жизнью, и Чонин даже не надеется на ответ. Но поздним вечером приходит ответное письмо от Оленя – он пишет, что сможет ему помочь, только если Чонин пришлет свое фото прежде, чем придет на встречу. Встречу он назначает на субботний вечер у себя дома, и Чонин думает, что все было дурацкой идеей, и что ему не следовало поступать так опрометчиво, и мало ли, вдруг этот Олень – маньяк-извращенец. И Чонин пытается не думать об этой встрече, и даже не собирается на нее идти, но в пятницу утром ему звонит куратор и говорит, что если он не явится хотя бы на сессию, его отчислят. Чонин знает, что даже если он явится на сессию, он ее не сдаст, потому отсылает свое фото – одно их старых, сделанных на телефон Сехуна – Оленю и ждет субботы уже с нетерпением. Он хочет понять – облегчит ли ему это жизнь, поможет ли ему избавиться от мыслей, от этих обременительных мыслей. Конечно, чтобы забыться, всегда есть вариант наркотиков, но Чонин, несмотря на его наплевательское отношение к жизни, все еще слишком хороший мальчик для таких вещей. /- Чувак, я знаю одного парня, он по полцены загонит таблетки, - говорит Сехун негромко, чтобы никто не услышал. – Это не телефонный разговор, давай я приду. - Нет, Сехун, не надо, - отвечает Чонин и сбрасывает звонок. Он не уточняет чего ему не надо, но Сехун, кажется, понимает правильно, и больше тему не поднимает. Чонин слишком боится, что его затянет, потому что он – не такой сильный духом, как Сехун. Сехун совсем не наркоман, он даже не зависит от этой дряни – Сехун куда хуже, потому что он – ситтер./ Олень присылает Чонину смеющийся смайлик в ответ на фото, и пишет, что он очень привлекательный и совсем не похож на человека, собирающегося кромсать себе запястья. Чонин отсылает ему фото, сделанное тут же, и Олень реагирует незамедлительно – «нехило жизнь тебя поимела». Чонину кажется, что это идеально описывает его состояние, о чем он сообщает твиттеру – «жизнь изнасиловала меня во все дыры, поставив раком». Фолловеры моментально ретвиттят, кто-то отвечает ему высокопарными выражениями, а Чонин отвечает просто и нецензурно, посылая на хрен. Его матерные твитты добавляются в избранное, а сам Чонин, на мгновение, чувствует себя каким-то гребанным айдолом. Олень шлет ему следом свое фото, а Чонину кажется, что это попахивает подставой, потому что на него смотрят большие детские глаза, совершенно оленьи, хотя Сехун сказал бы, что как у коровы. В том же сообщении Олень пишет, что его зовут Лухан, и что да, это его фото, просто он пьет кровь девственниц и закусывает младенцами. «А разве все наши сообщения не перехватываются какими-нибудь секретными службами?» пишет Чонин, а Лухан отвечает: «смотри меньше фильмов». Чонину кажется, что суббота – это какая-то шутка, и что вот этот – этот – паренек с лицом святой невинности не похож на человека, регулярно вспарывающего себе запястья. Чонину кажется, что суббота – это сон, потому что Лухан шлет одиннадцать сообщений в минуту, и шесть из них – со смайлами, и он производит впечатление старшеклассника. Он пишет Чонину что-то про ДБСК, про камбек Боа и то, что его зарплаты не хватает на диски всех любимых групп, и что у него есть воскресенье, которое он потратит на фансайн ЕХО. Чонин не знает, кто такие ЕХО, они и просто другие группы не знает, просто шлет в ответ точки или тире - «понял», «ага», «угу» в сокращении. Перед тем, как отключиться, Лухан просит не опаздывать и купить в аптеке лезвия, а Чонин вспоминает об их договоре. Он ложится спать только в пять утра, словно по расписанию, и просыпается к шести вечера, за полчаса до назначенного времени. И только чудом он успевает вовремя, потому что, Лухан живет недалеко, правда, без лезвий, которые он забывает купить. Но Лухан не ругается, только вздыхает и отправляет Чонина в гостиную, а сам идет на кухню – заваривать чай. - Я не люблю женские группы, - говорит он, пододвигая к Чонину чашку и тарелку с печеньем. – За редким исключением, конечно. Мне кажется, что они двигаются пошло. Чонин не отвечает, потому что ему все равно, как они двигаются, телевизор он сломал еще в начале учебного года, а в интернете и без них есть, что посмотреть. Но Лухан сыплет именами и названиями и, кажется, просто заговаривает зубы, оттягивая момент. - А вот мужские группы, вроде ВАР, меня вдохновляют – они такие брутальные и суровые, - продолжает вещать Лухан, а Чонин мечтает затолкать печенья ему в глотку, чтобы заткнулся – он не за разговорами пришел. Лухан рассказывает о том, что новый босс – нагловатый выходец из Дэгу, и что он требует переписать квартальный отчет, потому что ему не нравится, просто не нравится и все тут. Чонин думает, что если разбить чашку и затолкать их в рот Лухану, будет много крови. - Зачем ты хочешь резать руки? – внезапно спрашивает Лухан, обрывая собственную мысль о том, что Бэкхёну из ЕХО стоит меньше красить глаза. Чонин даже не сразу понимает, что Лухан обращается к нему – слишком резко тот прекращает нести чушь. - Чтобы стало легче, - отвечает Чонин после пары секунд промедления. – Чтобы стало проще нести это говно это плечах. - А что у тебя на плечах? – спрашивает Лухан, прищуривая глаза. – Что в твои-то годы может быть? Чонин не находит, что ответить – он и сам не знает, что с ним, кроме того, что он устал от жизни, устал от всего, и, кажется, это ответ. - Я устал, - говорит он, а Лухан смеется, и Чонин замечает его морщинки вокруг глаз, выдающие его возраст. - Если устал, то прыгай в реку Хан – она тебя успокоит, - советует Лухан.
[fanfic] let it snow, baby pg-13, chankai, taobaek Название: let it snow, baby Автор: oh, Angie Фэндом: Exo Пейринг: Чанёль/Чонин, Бэкхён/Тао, Крис/Сехун, ой, все геи. Количество слов: ~ 2685 Жанр: AU, romance, humour Рейтинг: pg-13 Саммари:АУ, в котором Чонин хореограф из Вайджи, Сехун – корейская мэн-версия Кэрри Брэдшоу, Цзытао –стилист, а Чанёль еще прошлым Рождеством украл Чониновское сердце.
Посвящение:Light Dragonix. Владыка Драг, нуна тебя любит, очень надеюсь, что тебе покажется симпатичным.
читать дальшеОни встречаются в lotte world, чтобы после отправиться на шоппинг вчетвером, как героини seх in the city – клевые, но одинокие. Не выспавшийся Чанёль, отрывая пластиковый язычок тумблера из-под кофе на вынос, даже цитирует Саманту, говоря, что в этом пропащем городе он точно не найдет своего оргазма. Чанель выглядит, как рокер: в кожаной косухе и с трехдневной щетиной, а черепушки на чехле из-под его гитары придают образу немного траурного акцента. Чанёля бросила подружка, и теперь он страдает и играет на гитаре, заставляя страдать всех вокруг. – Она была тебя недостойна! И ты слишком хорош для слёз, – говорит самый милый и чувствительный из их компании Цзытао (хотя сам ревел даже на Торе-2, ведь Локи умер, а хотя, постойте, это засранец всех наебал и он жив!), и Сехун в знак поддержки утешительно бьет Чанёля в плечо. Тогда Чонин просто закатывает глаза. В бутике, где Цзытао налетает на вешалки с новой коллекцией осень-2013, Чонин опускает козырек кепки на глаза, потому что Чанёль расчехляет гитару прямо посреди торгового центра, собираясь во всеуслышание спеть о своей несчастной, отстойной любви. И, да, Чонин не с этим придурком (самым длинноногим, шикарным и на данный момент одиноким придурком) и никаких автографов! Когда Чанёль берет первые аккорды Систаровского Alone, Чонин пытается сохранять спокойствие. Сехун с невозмутимым видом таскает за Цзытао вещи нужных размеров и совсем не против шляпы с пером на своей голове и красного пиджака с шипами на своём плече. Девушки на кассе подпирают щеки ладонями и скидывают подругам фотки Цзытао, крутящегося у зеркала в самом обычном белом – пушистом, нежном, как из рождественских клипов – свитере через какаоток. На Чанёля всем плевать, но Чонину все равно неловко, и он прикрывает ладонью поочередно то глаза, то рот. I don`t wanna cry anymore, совсем не в духе Хёрин начинает Чанёль, и Чонин не прочь разбить его гитару ему об голову, тогда он мог бы решиться на романтичный камингаут в больничной палате и… Но в этот момент Цзытао расплачивается кредиткой за покупки и, счастливо размахивая пакетами, тянет всех на выход. Членовредительство отменяется. В конце концов – любовь так просто не убить. – Во всяком случае, он не ударился в буддизм, алкоголизм или гринпис , – мудро замечает Сехун. Самый младший и самый путевый из их тусовки. Сехун работает в корейском Вог, и его главред – мужчина месяца, года, да, в общем, всей его жизни и живое воплощение Сейлормуновского принца – если верить Цзытао – того, что во фраке и ореоле из лепестков роз.
Но до Чанёля, по мнению Чонина, ему, конечно, далеко.
– Как там Крис? – поддерживает тему клуба одиноких сердец Чонин, пока Сехун с невинным лицом тащит коробку бабских ферреро роше из Цзытаовской сумки. – Индифферентно, – вздыхает он, разворачивая золотую фольгу и засовывая в рот тающую конфету в ореховой стружке.
Голод реально сильнее душевной боли, и кто вообще придумал страдать в выходной, когда для этого есть трудовые будни, поэтому предложение Чанёля пойти поесть стейков удовлетворяет всех. Хостесс суетится, признав в Чонине легендарного хореографа Вайджи, пока Чанёль и Цзытао присматривают свободные столы в самом дальнем углу, а Сехун обдумывает вслух идею для новой статьи: есть ли секс под инди-музыку? Полвечера им приходится слушать порядком опопсевших The Neighbourhood и стенания Чанёля про то, что скоро зима, но никто не согреет его руки в рукавах своего свитера*, и тогда Чонин ненавязчиво пинает Сехуна, чтобы тот переключил трек или выключил вовсе. Вообще-то они в приличном месте. В этот момент дружеской потасовки под столом Чанёль говорит: – Познакомь меня с Дарой, бро. И Чонин давится стейком с кровью. – Понимаешь, Чанёль, – осторожно начинает он, насколько осторожным может быть уже как полгода влюбленный в одного непробиваемого чувака человек, – когда я пришел работать в Вайджи, я понял, что звезды – обычные люди. – Не там ты ищешь свое счастье, чувак, – разнузданно покачивая ногой, поддерживает Чонина Сехун, а Цзытао отрывается от ужина и сурово втыкает палочки в свою лапшу с морепродуктами. Поначалу у Чонина было больше фанатов, чем у 2ne1, и девочки обижались, что это на Чонина набрасываются с фотоаппаратами в аэропорте, но зачем фанклуб, когда нет любви и теплого плеча под боком? Все философские и метафизические порывы Чонина обрывает Цзытао, авторитетно заявляя: – Не слушай их, друг, и у простого парня есть все шансы покорить сердце знаменитости. Чонин готов собственноручно вырвать болтливому Цзытао сердце. Ну ладно, просто подушить немножко, как Гомер Симпсон своего сына. Чувствительный Цзытао, чувствуя его настроение, истерично тычет в него пальцем: – Молчи! Ты трогал Джи Ди, богохульник! Чанель смотрит на Чонина, как на мерзкого зеленого похитителя Рождества Гринча и просит счет, бросая на стол крупную купюру на чаевые. Чонин всю следующую неделю разучивает с Сиэл движение, достойное эротики Пола Верхувена, они сексуально рвут и без того рваные колготки. Сехун издевается над ним в какаотоке: Слушай, взмахи платочками на «I love you» тоже ты придумал? Вообще-то Чонин продумал и поставил самую удобную для лайв-выступления хореографию, но он не снизойдёт до объяснений глупому О Сехуну. Того кроме секса (по работе – для статей, конечно же) и его босса ничего больше не интересует. Ограниченный ты человек, пишет ему Чонин и прикрепляет к сообщению купленный за два бакса смайл okcat в очках и с бокалом вина в лапе, ну с очень похожим на bitch, please выражением морды. В самом деле, все начинается еще прошлым Рождеством, когда Чонин реально отдает Чанёлю свое сердце, да, как в песне Джорджа Майкла. В тот памятный декабрь они заказывают пиццу, ящик пива, стриптизершу и лимузин, но почему-то приезжает пьяный Цзытао на такси. Весь в слезах и стразах. Чонин слабо помнит дальнейшее, но просыпается он на диване вместе с Чанелем в обнимку, с острым осознанием накрывшего его, как лавиной, счастья. Возможно, это было похмелье. Цзытао тоже лежал, свернувшись калачиком в противоположном углу квартиры на последних выпусках Вога, разбросанных Сехуном, а сам Сехун, испытав алкогольное озарение, что-то печатал в ноутбуке. Чонин еще пытался установить связь между своей эйфорией и конечностями Чанёля, заброшенными поверх его бедер, но тогда Чанёль, широко зевнув, обнял его сзади, и все перестало быть важным. Все просто перестало быть.
После Чонин часто думал, что могло бы случиться, признайся он тогда Чанёлю в чувствах, а не скинь он его с дивана тем днем, плавно перетекшим в вечер, под крики Цзытао о помятом пиджаке за штуку баксов и чистосердечные признания Сехуна о том, что тот с радостью променял бы дружескую попойку на корпоратив в компании своего босса. Они бы с Чанелем могли выгуливать Чониновских собак по утрам и заниматься всем, тем, чем занимаются нормальные влюбленные люди. Например, любовью.
Но сейчас Чанель сидит напротив него в пресловутом lotte world, и, словив на пару с Цзытао халявный вай-фай, пытается познакомиться с девчонками в чате. Сехун отчаянно зевает: у него уже есть пара нашумевших статей про пикап в соцсетях, виртуальный секс и про то, что кто работал в фотошопе, тот в интернете не знакомится, поэтому он реально пьет свой кофе.
«Сиськи или проваливай», – пишет милый и ранимый Цзытао в общем чате пользователю под ником crash candy, и тогда Чонин реально проникается к нему уважением. Чанель шипит как Волдеморт (хотя в глазах Чонина он всегда эльф – высокий, ушастый и прекрасный, как Трандуил Лихолесский) и говорит, что Цзытао – засранец. Впервые в жизни Чонин не согласен с этим определением.
Впрочем, обломы Чанёля с девушками еще не означают личный триумф Чонина, поэтому ему просто остается запастись терпением. Как известно, в декабре случаются чудеса. У Чонина еще есть время. В начале ноября Цзытао присоединяется к их с Сехуном гей-клубу, потому что айдол, которого он одевает, разбивает ему сердце, и суровая (как скупая мужская слеза) прокрастинация Чанеля сменяется необузданным фанючеством Тао. Весь ноябрь, запасшись попкорном и самообладанием, Чонин и Сехун слушают оды Тао богическим пальцам, умопомрачительным бедрам и сияющим глазам Бэкхена, а когда разговор заходит о фансервисе Бэкхена с – другим айдолом из его агентства – Чондэ, Сехуну приходится мужественно подставлять Тао плечо, хотя раньше это и была прерогатива Чониновской младшей сестренки. – Он такой классный! – мечтательно говорит Тао, методично прожевывая свой диетический салат. – Такой компактный и милый в форме тэквондиста, но он больной и у него очень горячие руки. Цзытао всегда переходит на смесь корейско-китайского, когда выпадает из реальности. Тогда присутствующие отрываются от планшетов, событий дня в твиттере, карты пробок и Сехун меланхолично переводит, добавляя свои комментарии: – Несмотря на то, что Бэкхён выглядит миленько, бьет он очень больно и под горячую руку ему лучше не попадаться. В знак согласия Тао закатывает рукава футболки, демонстрируя выцветшие следы пальцев на предплечьях, видимо, Бэкхеновские побои: – У нас с ним спарринг по пятницам и четвергам. – Что такое спарринг? – смеется Чанель, и Сехун посылает его в гугл.
Чонин бы занялся с Чанелем спаррингом. Если это так теперь называется.
Но в реальности они все занимаются фаббингом**, пока официантка медлит с их заказом. Если так прикинуть, они только и делают, что едят и страдают. Ешь, люби, страдай. Ну, Чонин еще иногда танцует вместе с Саем, 2ne1 и Биг Бэнг, Сехун пишет 1000 и одну статью про секс с месседжем между строк для своего недогадливого босса, Цзытао одевает своего айдола, хотя и мечтает раздевать, а Чанёль… Чанёль пытается внести правки в текстовый документ зазевавшегося Сехуна, пока тот отвлекается от Гэлекси таба на зашедшую в кофейню знаменитость. Возможно, Сехун и не папарацци, но все замашки налицо. Когда знаменитость решительно движется к ним, дружелюбно снимая на ходу кожаную куртку, Чонин ловит челюсть, потому что.
– Привет, котик, – Бэкхён, а это именно он, треплет Тао по голове, и Чонин с особой жестокостью расправляется с самгепсалем при помощи ножа и вилки. – Вон из клуба! – возмущенно шипит Чонин. – Ты – читер.
Тем временем Сехун берет огонь на себя, начиная увлекательный монолог о своих препирательствах с боссом, но Чонин озлоблен на весь мир, ведь он тут самый несчастный и одинокий.
– Кажется, мы урегулировали конфликт мнений по поводу величины шрифта для подписи моего псевдонима в конце колонки, но Крис все еще не предпринимает никаких попыток меня соблазнить.
Чонину бы Сехуновские проблемы.
Чанель сочувственно хлопает Сехуна по плечу, затянутому в трендовый горох, а неприлично возбужденный Цзытао говорит, что на месте Криса он бы написал имя Сехуна капслоком и разместил его идеальное лицо на обложке. Чонин смотрит на друзей, как маленький Кевин Макалистер в большом Нью-Йорке на мокрых грабителей: с презрением и самодовольством. Ладно, он пытается.
Спустя неделю на том же месте – Lotte должны платить им за рекламу – они рассматривают фотосет Бэкхена, размещенный на парочке разворотов Ceci, и Чонин лениво скользит по списку брэндов, когда натыкается на смелую фотку. Там Бэкхен лежит на развороченной постели в одних джинсах, демонстрируя свою гордость – в смысле изгибы s- линии и резинку...
– А трусы – собственность стилиста, если вы понимаете, о чем я. – Игриво надкусывает пирожное Цзытао, и Чонин выплевывает безалкогольный мохито на скатерть. Цзытао успевает вовремя отобрать у него ни в чем неповинный глянец.
Чанель присвистывает, Сехун делает очередные пометки в гэлэкси табе, и в следующем выпуске Вог его статья о нетривиальных способах признаться в чувствах и непрямом сексе набирает максимальное количество лайков в электронной версии журнала. Хотя Чанель и говорит, что дарить нижнее белье старо, как мир, и он тысячу раз так делал и с 75d и с 90c. Нетизены начинают юзать понятие непрямой секс, а Чонин выпучивает глаза, будто его тошнит. Крис выплачивает Сехуну премию.
– Он тебе еще за все заплатит, – воодушевляется романтичный Цзытао, и Сехун показывает большой палец, прогибаясь назад в спине, Чанель радостно присоединяется, пристраиваясь сзади, и Чонин обреченно вздыхает, потому что находит этот жест очень гейским.
В самом деле, в тот момент Чонин чувствует себя бесконечно одиноким и практически готовым положить руку на Чанелевскую коленку или живот. И будь, что будет. Но делает он это гораздо позже. Никто не отменят чувство такта. Ой, Чониновские красные щеки.
На премьере Хоббита Сехун фанатеет по бровям Трандуила, ведь они такие кустистые совсем, как у Криса, Цзытао находит что-то особенное в покрое мантии Гэндальфа, а Чанель признается, что в восторге от гномов, ведь они такие смелые и крепкие. Тогда Сехун неприлично громко шепчет – Чонин, твой выход – сверкая как супергерой 3D очками, и подпрыгнувший от Сехуновской крутизны Цзытао осыпает их – как влюбленных дождем из цветов – попкорном. Чанель ненавязчиво стряхивает с их плеч, колен и бедер хлопья, но самообладание Чонина не столь же крепкое, как и его ну мышцы. И этот тактильный контракт первый со времен диванной хартбрейк-истории, и Чонин нагло кладет голову на плечо Чанелю, рассчитывая на продолжение. Чанель дышит чуть быстрее, от Чонина это не ускользает, и очень банально и типа просто так обнимает Чонина правой рукой за шею. По левую сторону от них Цзытао забрасывет ноги на колени Сехуну, потому что мамочки, на экране кого-то убивают! А Сехун держит все под контролем и даже шепчет что-то про им понадобился почти год, суперслоу, и он не про съемки продолжения Хоббита. Но Чонину плевать, он втихаря любуется профилем Чанеля: в полутьме кинозала, тот выглядит красивее всех кинозвезд вместе взятых.
На преодоление взаимного смущения им требуется еще пару замечаний от Сехуна и устройство личной жизни всех вокруг. В самом деле, это самый мощный стимул, когда все по парам, а вы не при делах – одни – а могли бы стать одним целым. Сехун дивно красноречив, когда дарит им за пять дней до Рождества парные оленьи рога, а Цзытао – шапку Санта Клауса. Чанель бросает на Чонина реально странные взгляды и спрашивает, что тот хотел бы от него в подарок, ни разу не упоминая про Дару, свою бывшую и вообще девчонок. Это же прогресс, верно?
Уже пятница, и Тао покупает последний сингл Бэкхена – Ит'с э Кристмас дэй, Бэйби – на айтьюнз, а Сехун многозначительно и слащаво тянет, что это любовь. Тогда Чонин просто крутит пальцем возле виска, и Цзытао предсказуемо огрызается: – Ты – грязный аудиопират.
Но что непредсказуемо, так это реакция Чанёля.
– Если бы ты был певцом, я бы тоже не зажал на твои песни несколько баксов, я был бы хорошим фанатом, – сурово двигая бровями, говорит Чанёль и загадочно удаляется в туалет. Чонин пытается переварить сказанное вместе с маффином, а Сехун бесцеремонно пинает его ногой под столом. Сехун просто не может держать все в себе: – Чувак, это что сейчас было? Это же подкат!
Цзытао недовольно морщится и регулирует громкость, пытаясь насладиться свежеприобрётенным синглом. Чонин кивает, еще не до конца понимая, что да, мать твою, спустя полгода игнорирования (со стороны Чанёля) и педалирования (со стороны Чонина) инцидента (как обозвал Сехун Чониновское утро с Чанелем на одном диване), наконец, Чанёль все понял! – Тебе нужен кофе с алкоголем. Это надо отметить. Тогда Чонин надирается «Карибским», размышляя о превратностях судьбы.
Чанёль пишет ему странные дурацкие смс-ки с пространными намеками все оставшееся до 25-ого декабря время. Все смотрят, но не на меня, а не тебя, ведь ты здесь самый яркий. Как звезда.***
Сехун говорит, что это пиздец. И добавляет, что Чанёль заводит романы со знаменитостями, пытаясь компенсировать неудавшуюся карьеру в SM. Но для Чонина Чанёль такая же самая яркая звезда, а Сехун пусть проваливает. Например, к Крису.
Крис зовет Сехуна на планерку прямо в Рождество, и это ни фига не романтично, и Сехун жутко ноет. – Изверг, – начинает Чанель. – Извращенец, – помогает ему Тао. Сехун даже не знает.
– Там свечи везде и лепестки роз, – зловеще шепчет в трубку Сехун, уже оказавшись на месте, и Чанель кричит в динамик что-то про хот КРИСтмас, пока Цзытао вздыхает про чистую романтику. В этом 2013-ом году они тупо просиживают свои задницы в зауженных джинсах у Чонина дома, потому что собственная квартира, может, и неудачное место для праздника, но в самый раз для повторной попытки закрутить роман, ведь Чонин готов пожертвовать ради любви даже свежим ремонтом. Цзытао меланхолично распивает шампанское, пока Чонин придумывает, как завалить Чанёля на тот самый диван, а сам Чанёль пытается снять с потолка застрявшую там пробку. Их прекрасное трио разваливается, когда кто-то звонит в дверь. Вышедший на лестничную площадку Тао сталкивается со странным чуваком в капюшоне, похожем на маньяка. Цзытао верещит, как девчонка, пока замаскировавшийся от вездесущих фанаток Бэкхён, а это именно он, предварительно зыркнув по сторонам из-под спущенных на кончик носа полароидов, зажимает его в углу. Тогда Чонин с Чанелем еще пару секунд наблюдают за тем, как Тао конвульсивно дергается, и как стремительно мелькают в воздухе его ладони – до тех пор, пока те не перемещаются на положенное им место. Бэкхену на задницу. Тогда Чанёль говорит: – Знаешь, если мы не найдем свои половинки до 30-ми лет, то мы могли бы пожениться. Ну, в сериале "друзья" такое было. И Чонин стыдливо и взасос его целует. Есть много вещей, которые они могли бы сделать до 30-ти лет и после, и диван Чонина, кажется, совсем не против. Этим Рождеством снег идет и идет, как в песне Синатры, а сердце Чанёля наконец-то отдано Чонину. – Почему так долго? – спрашивает Чонин, пока Бэкхен из телевизора, а не с лестничной площадки, поет про чудеса в декабре. – Потому что серьезно. Тогда Чонин целует Чанёля еще сильнее.
______________________________________ * отсылка к песне The Neighbourhood – Sweater Weather ** «Фаббинг» (англ. «phubbing», термин образован из английских слов phone (телефон) и snubbing (снуббинг дословно означает спуск в скважину под давлением)) — поведение, когда мы не обращаем внимание на других, а больше уделяем внимание мобильному телефону или другим электронным устройствам, чем человеку. *** строка из песни Exo - The star
— Лет пятьдесят назад ученые решили провести эксперимент. Они стали наблюдать за движением Земли со спутников. И заметили вот что: один год скорость Земли обыкновенная, второй год — она ускоряется, третий год — Земля движется медленнее, чем в первый год и всегда. Они сделали несколько выводов и продолжили эксперимент. Шесть лет было вот так, а потом ученые смогли понять, что вскоре Земля остановится.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
— Потому что вскоре — это сейчас.
\\
Их квартира на двадцать пятом этаже, где самый прекрасный вид, где самый прекрасный вид на разрушение. Все делятся надвое: одни там, другие там; одни богаче, другие беднее; одни выше, другие ниже. В этом году Хёмин и Чжиён перешли на следующий уровень — они выше теперь.
Только это ничего, кроме прекрасного вида, не дает.
Еще небо окрашено в иные краски: аметист вверху, индиго внизу, и плавленое золото разделяет их. Чжиён нравится, она привыкла. Хёмин умеет хорошо молчать обо всем.
Они обе в рассинхроне с нынешней цивилизацией.
У них, как говорят, свой мир-на-двоих. Крепкие узы, связывающие запястья, удушающие петли на тонких шеях, и рассыпавшиеся угли вселенского костра на бледной коже.
\\
— Онни, простудишься.
— А куда еще больше?
— Хотя бы окно закрой, мне холодно.
— На этой Земле холодно быть не может.
— Тогда это внутри.
\\
— Так что же будет, когда Земля остановится?
— Когда Земля остановится, то мы либо все успеем на корабль, либо умрем.
— А что говорили об этом ученые?
— Слова их были таковыми: и остановится Земля, и исчезнут звуки, и наступит Год Тишины.
— Год Тишины? Год? А потом планета снова придет в движение?
— Это никому неведомо.
\\
По утрам квартиру обливает аметистовым солнцем. Днем золото покрывает каждую пылинку. Вечером индиго взрывается редкими звездами. Чжиён обожает проводить все время на балконе, фотографируя цвет и пейзаж. За час небо меняет всю свою палитру.
Хёмин обычно сидит рядом с ней, что-то пьет или читает, или спит, приклонив голову к коленкам Чжиён. Улыбки младшей Пак проскальзывают в сон.
Если опускать все обстоятельства, факты и социум, то сегодняшний мир не так плох, как может показаться. Просто надо находить среди серости и глупости то, что важно для сердца. Хёмин и Чжиён нашли друг друга. В волосах Хёмин тогда росли маки, такими красными были они.
\\
— Я скучаю по прошлому.
— Не нужно этого делать. Прошлое там, где оно должно быть.
— И где же?
— На Божьей Свалке Жизни.
— И ты веришь, что Она существует?
— Мы же есть, так ведь? Так почему же не может быть и такого.
— А если ее поджечь?
— После только угли, только угли.
\\
— Люди — идиоты. Они настолько любят жизнь, что ничего после себя не оставляют.
— Тогда синонимом будут разрушители, разве нет?
— Они разучились строить общество. Они с годами приобрели способность к самоуничтожению.
— Можно ли это исправить?
— Вряд ли кто-то успеет.
\\
Хёмин иногда работает сутками, а потом приходит, когда индиго рисует на руках Чжиён крестики, уставшая, постаревшая и как будто другая. Силы покидают, не хотят быть с ней. И ведь есть только Чжиён, которая всегда ждет и лучше любой жизни, даже той, что за гранью.
Младшая Пак почти не скучает, пока Хёмин нет. Почти не скучает, когда безостановочная тишина поедает ребра и выпивает душу. Аметистовые лучи опаляют ее голову, окрашивая в грязно-серый. У Хёмин мертвые маки под скошенной травой.
По новостям сообщают, что когда люди услышат пятый щелчок в Последний День, то наступит Год Тишины. Чжиён это не трогает, ей как-то все равно. Хёмин просто смотрит в одну точку, выводя пальцами на плече Чжиён знак сломанной бесконечности. И она тоже когда-нибудь найдет свою трещину, которая не затянется и будет гнить. Бесконечность она вечная, да? Вот и гнить будет вечно.
\\
— Мне не очень хочется, чтобы все заканчивалось.
— С этим надо смириться.
— Ты учила верить в лучшее.
— Даже если никакого лучше нет?
— Да, даже если.
— Ты же знаешь, что исход всегда один.
— Да, один.
— Но мы с тобой еще не закончились.
\\
— Разве нельзя сделать так, чтобы выжили все?
— А кто сказал, что кто-то умрет?
— А кто сказал, что вообще все это будет или не будет?
— Никто, наверное.
— Что же дальше?
— Должно ли быть что-то дальше.
— Мы же строили новый мир на углях прошлых веков, почему и сейчас не можем?
— Как я говорила ранее: это никому неведомо.
\\
Последний День запоминается восходом солнца. Аметист по-своему взрывается красками. Все настолько яркое и ослепляющее, что утро за час превращается в полдень. Чжиён выходит на балкон, чтобы проститься со всем этим, и чувство тоски и незаконченности цепко держится за ее плечи, сжимая и надавливая костлявыми пальцами. Чжиён горько улыбается.
Солнце на своей вершине. Еще чуть-чуть и польется золото. Когда что-то щелкает в первый раз, Хёмин обнимает со спины — и это единственное тепло, которое так необходимо. Второй щелчок. Хёмин целует в шею, и это помогает избавиться от тоски. Третий и четвертый щелчки. Старшая Пак что-то шепчет, что-то — самое главное — и незаконченность растворяется. Все как надо.
Чжиён закрывает глаза и делает свой действительно последний вдох. Хёмин смотрит на небо отрешенно, словно и нет ничего, и не будет ничего. Но никто же не знает, так ведь?
нежные душевные движения грустного и смешного последнего дракона
в рамках этого флешмоба forced to share a bed - вынуждены спать в одной кровати Крис/Эмбер для charlie-lie оно получилось совсем ужасным тттт
читать дальшеИфань неловко бухтит и осторожно накрывает Эмбер одеялом. Эмбер боится даже выдохнуть громче, чем обычно, не то, что двигаться. Ифань отодвигается к краю и бурчит под нос "ночи", а Эмбер стыдно от мыслей "придвинься ближе". Когда она мечтала оказаться рядом с Ифанем, она не думала о кровати. Кровать опошляет все светлые мечты Эмбер о прекрасном принце с большим плюшевым сердцем. Кровать словно намекает, что Эмбер хочет чего-то другого большого, и Эмбер проще сваливать вину на кровать. На себя - слишком стыдно, а на Ифаня - совесть не позволяет. Он совсем не виноват в том, что ей пришлось остаться здесь, у него, после шумной вечеринки. Конечно, она не одна такая, кто не смог уехать, но единственная, кто остался в комнате Ифаня. Ифань предложил свою кровать, сказав, что диван слишком жесткий, да и в гостиной прокурено и пропахло алкоголем. Эмбер робко согласилась, хотя стесняться и бояться - не в ее правилах, она же девчонка-сорванец, но только не рядом с Ифанем. Эмбер вздыхает и тихо поворачивается к Ифаню - тот спит на самом краю и бормочет о последнем альбоме Skillet на кантоне и мандарине. Эмбер улыбается, потому что ее принц с плюшевым сердцем - это Ифань, но она, увы не его прекрасная принцесса, и кровать только насмешливо намекает, что даже рядом со своим принцем она оказывается случайно, нелепо и неправильным путем.
Утром Ифань просыпается один - Эмбер уходит с первыми лучами солнца, подальше от него.
genderswap - смена пола Кай/Сехун для Минчик-пингвинчик читать дальшеБелоснежный свитер идеально оттеняет ее смуглую кожу, и бледность руки Сехуна поверх ее - тоже идеальна. Чонин смеется над его идиотскими шутками и кидает в него поп-корн, когда он пародирует Хауса и его "это волчанка". Сехун улыбается ее нелепым идеям вроде марафона Спанч Боба и находит ей диск с более чем стами сериями мультсериала. Чонин всегда шепчет ему на ухо, что он - самый лучший, и в губы ему шепчет и в его запястья. Сехун ее в ответ целует - в губы, шею, руки, и в каждом поцелуе сквозит "ты идеальна". Зима сменяется весной, весна - летом, и так далее по списку, а они все вместе, и у него в волосах радуга, а у нее радуга на руках, и радуга у них под ногами, и они идут по ней, не боясь упасть. /- что там, в конце? - спрашивает Чонин. - там нет конца, - отвечает Сехун./
drunk!fic - пьянка Шайни для KettyNiki читать дальшеПовод напиться находится не сразу, но зато он бесспорный, и наутро никто не помнит, почему пили и что. Кибом заливается краской, когда видит у Тэмина на телефоне видео с его козлиным кавером на песню Hurricane Venus - смех Джонхёна, правда, слышно лучше, но от этого не менее стыдно. Джинки из ванной кроет трехэтажным Минхо - зачинщика и вроде как виновника пьянки, Джинки всегда смутно припоминает, за что пили, что праздновали. Джонхён спит сном младенца, даже взорвавшийся танк не разбудит его, но Тэмин - не танк, Тэмин страшнее, и Джонхён с улюлюканьем макнэ падает с дивана на пол. Тэмин пьет лучше всех, больше всех и почти не пьянеет - Кибом даже завидует, видя бодрого Тэмина, а Минхо и вовсе обстреливает его всеми мелкими предметами, что находит - мстит. Джонхён зарекается больше не вестись на уговоры Минхо, но все знают, что он первым и сдастся в следующий раз - глаза Минхо имеют особую магическую силу убеждения Джонга. Онью клянется миллиардом китайцев, что ЯБОЛЬШЕНИКАГДА, но если бы клятвы сбывались, население Китая ушло бы в минус. Кибом с Минхо злорадно смеются над старшими и орут, что те стареют, что разучились пить, и больше нигде не проявляют подобного соучастия. И только Тэмин тихонько записывает на компьютер файлы с телефона, собирая компромат на друзей, надеясь однажды сделать на нем состояние - или просто угрожать.
нежные душевные движения грустного и смешного последнего дракона
Название: Сверхновая Рейтинг: PG-13 Пейринг: Чунмён/Тао Жанр: АУ, флафф Размер: 1000 ~ Аннотация: история о людях, находящих друг друга в любое время, в любой жизни и совсем немного о любви. Предупреждение: много сахара – очень много
читать дальшеЧунмён приходит с декабрьскими дождями вместо снега, приходит мокрый, словно упал в лужу, а на деле – в Тао упал. Он заказывает горячий капучино и бельгийские вафли, а Тао свое сердце отдать хочет. Он готов вытащить его и на тарелку положить, и красиво оформить, лишь бы Чунмён принял. Чунмён сидит за столиком, совершенно идеальный и утопический, подходящий Тао сидит. Он как та самая идеальная половинка без сколов и выбоин, он точно подходит к Тао и его царапинкам и трещинкам. Чунмён платит кредиткой и улыбается ослепительно на прощание, а Тао кажется, что где-то вспыхнула сверхновая. Чунмён возвращается на рождественские каникулы – в красном свитере с оленями и, кажется, разбитым сердцем. Он просит эспрессо, но не пьет, а просто на него смотрит, Тао думает, что топится в нем. Чунмён топится в кофе, а Тао утопает в Чунмёне, и ни один из них не хочет всплывать. Чунмён заказывает еще с десяток чашек и пытается залить свое сердце, чтобы не болело, а Тао хочется разорвать свое, чтобы заплатками сшить сердце Чунмёна. Чунмён уходит в начавшийся снегопад, и снег на его винно-красных волосах смотрится волшебно и по-рождественски. На память Тао он оставляет визитку – Тао на мгновение верит в чудеса. Чунмён приходит снова – Чунмён всегда приходит сам, он словно знает, где искать. Он садится рядом на скамье и говорит о том, что в Японии сейчас расцветают сакуры. Тао боится дышать в его присутствии, но впитывает не столько слова Чунмёна, сколько его самого – его вдохи, выдохи, жесты и улыбки. Чунмён рассказывает о пронзительно голубом небе Атлантики, а Тао хочется каждое его слово взять и завернуться в него, в сказанное Чунмёном. Чунмён расписывает свежесть дождей Лондона, а Тао растворяется в голосе Чунмёна, в нём самом растворяется. Чунмён перед уходом обещает ему показать мощь водопада Виктория и тишину пустыни Гоби – Чунмён обещает показать мир. Тао верит каждому слову. Чунмён остается навсегда, когда июнь обжигает асфальт и прячутся люди в тени. Он приходит к Тао и тихо говорит «я вернулся», и Тао отвечает «добро пожаловать домой». Тао со сна растрепанный и милый, как разбойник воробей, он невнятно бурчит «где ты побывал?» и под шум кофеварки слушает бесконечные рассказы Чунмёна о джунглях Амазонки или льдах Антарктики. Чунмён говорит и говорит и заполняет собой пространство и Тао всего заполняет изнутри своими впечатлениями и эмоциями. Тао предлагает Чунмёну завтрак, кофе и себя – Чунмён принимает все. Чунмён спит с открытыми глазами и почти не дышит во сне, но прижимает к себе Тао, как котенка и неосознанно гладит по голове. Тао шепчет ему в ключицы, что всегда его ждал, только его одного, и что теперь не отпустит, потому что Тао чувствует – когда-то они были вместе. Чунмён в ответ тяжело вздыхает, но не просыпается, а Тао смелеет и рассказывает, что помнит его с волосами цвета солнца и глазами темнее ночи. Что помнит его неродившимся и помнит его умершим. Что помнит его с ярко-рыжими волосами и изумительными веснушками. Что помнит, когда Чунмён его не любил. Помнит, когда любил. Помнит, когда они были вместе. Помнит, когда они так и не встретились. Помнит все те дни, когда он ждал Чунмёна, а Чунмён не приходил. Тао помнит Чунмёна и всех, кто был Чунмёном ранее – детей, девушек, стариков, мужчин, собак. Чунмён был всяким, но всегда оставался Чунмёном – мечтателем и путешественником, с горящими глазами и большим-большим сердцем. Места в его сердце могло бы хватить на всю планету, но хватало, почему-то, только на одного Тао. В прошлой жизни Чунмён был девушкой, как, впрочем, и Тао, и это совсем не мешало им быть вместе и бороться за свои права в Америке. Они вместе выходили на митинги и парады, поддерживали политика Милка и прожигали свою жизнь. В прошлой жизни они жили в трейлере, пели похабные песни и укрывались одним на двоих прохудившимся пледом. Чунмён курил дешевые сигареты, а Тао пил паленую водку, и они упивались своим упадническим образом жизни, пока не сгорели – увы, не от любви. В этой жизни Чунмён мерзнет даже под самым теплым одеялом и не делится им с Тао. Чунмён пьет слишком много кофе, читает Ницше в оригинале и совсем не любит фильмы о любви. Тао же ведет здоровый образ жизни, занимается спортом и плачет над сериалами и мультиками. По вечерам они вместе смотрят новости, всегда активно обсуждая каждую новость – Чунмён ругает политиков, а Тао спортсменов. Потом они смотрят какой-нибудь спортивный матч, какой попадется, и всегда болеют за команду, которая проигрывает. Чунмён обвиняет в этом Тао – что бы ты ни делал, всегда наперекосяк. А Тао не обижается и просто избивает Чунмёна подушками – совсем не обижается. Ночью они плохо спят, и спальню наполняют выдохи сквозь зубы, тихие ругательства и бесконечное «тао». Чунмён кусает от нетерпения и желания губы, а Тао двигается медленно-медленно, часто наклоняется, чтобы выдохнуть Чунмёну на ухо «какой ты красивый» и беспрерывно смотрит в глаза. Чунмён готов взорваться каждый раз, когда Тао замедляется или останавливается вовсе, но может только беззвучно просить продолжать, пока Тао не сжалится. После таких ночей Чунмён носит на шее кокетливый шарфик, как зовет это его друг по университету Ифань, а Лухань – самая большая любовь Ифаня, которая раз и навсегда, - кивает Чунмёну сочувственно и поправляет ворот водолазки. Тао не нравится Ифань и его плоские шуточки, и Лухань с его цепким взглядом и острым языком – тоже, но Тао терпит их ради Чунмёна, потому что ради Чунмёна он с неба звезду снимет. Ифань в первую встречу присвистывает, когда видит любовь всей жизни Чунмёна, а Лухань только сдержанно здоровается и словно сканирует глазами. Чунмён со смехом представляет их Тао как своих родителей, но в скором времени Тао понимает, что в шутке – только доля шутки, потому что Лухань ревностно следит за каждым движением и взглядом Тао. Ифань ведет себя как отец, выдающий дочь замуж, и все время ржет над Чунмёном, спрашивая, когда идти за платьем. Спустя полгода Тао привыкает и даже принимает друзей Чунмёна – Ифань оказывается не таким идиотом, а Лухань – не таким вредным. Они встречают вместе Рождество и дарят друг другу идиотские подарки вроде носков с объемными узорами, уродливых свитеров с мордами оленей и книг «как стать успешным: 10 простых шагов». В полночь Чунмён загадывает желание и в следующей жизни встретить Тао, а Тао просит Вселенную подарить ему больше времени с Чунмёном. Ифань оправдывает свою репутацию главного дурака и озвучивает желание вслух – заняться сексом в кафе Тао, за что получает как от Луханя, так и от Тао. А Чунмён просто тихо делится с Ифанем секретом, что лучше всего прятаться в складских помещениях, потому что там много коробок. /Лухань потом шепотом признается Чунмёну, что на самом деле Ифань загадал еще много таких рождественских праздников. Чунмён смеется, говоря, что Ифань внутри все еще маленький ребенок, а потом видит Тао, спящего на диване. Ангельский вид его приводит Чунмёна в полнейший восторг и он улыбается, глядя на своего не повзрослевшего ребенка. Луханю кажется, что где-то взорвалась сверхновая и родилась еще одна звезда. Чунмёну кажется, что у него в груди случился ядерный взрыв./
нежные душевные движения грустного и смешного последнего дракона
Название: till the world’s end Рейтинг: PG-13 Пейринг: Чанёль/Бэкхён/Сехун Жанр: АУ, ангст, флафф, hurt/comfort Размер: 1000~слов Аннотация: небольшая АУ!история о том, как втроем можно желать вечности, и совсем немного о Рождестве. посвящаю Минчик-пингвинчик и Kamenai, ибо Чанбэки :3
читать дальшеИногда Чанёль невольно скашивает глаза на шрамы Сехуна – им уже год, а они выглядят совсем свежими. Бэкхён часто мажет взглядом по татуировке на ключице, которую мастера не берутся свести. Чанёль гладит эти шрамы от порезов, касается их губами, но, заглядывая в глаза Сехуну, его собственные потухают. Тогда Бэкхён обнимает Чанёля поперек груди и утыкается лбом между лопатками – утешает. Он знает, что в глазах Сехуна Чанёль видит призрак Чонина – даже за тысячи километров он не отпускает их малыша. Малыш – именно так зовет ЧанёльСехуна, когда приходит в комнату и садится рядом. Чанёль говорит тихо и успокаивающе, словно убаюкивает. - Он больше не вернется, Сехун. Он уже в прошлом. Сехуна после этих слов будто прорывает, и он притягивает Чанёля к себе и прижимается к нему всем телом. Он дрожит от невыплаканных слез и ищет тепла у большого и сильного Чанёля. Бэкхён бесшумно подходит и ложится с другой стороны, гладит по плечу и шепчет «все хорошо». Мы рядом. Мы всегда рядом. Сехун засыпает в объятьях Чанёля, а Бэкхён осторожно касается пальцами татуировки Сехуна. Имя Чонина, выбитое чернилами на коже, а кажется, что и на костях Сехуна, словно клеймо собственности. Чанёлю порой кажется, что Чонин чернилами, гнилью впитался в скелет Сехуна, и теперь изнутри его ломает. И когда он видит шрамы – порезы, складывающиеся в пугающее forever, - он только больше укореняется в мысли. Forever Чонин, Чонин навсегда в мыслях Сехуна, навсегда засел в глубине его души, и не вытравить его. Он острием ножа вырезал эти буквы, и этим же ножом он вырезал на своей руке продолжение – together. Forever together, которого не случилось, потому что Чонин клеймил собой Сехуна, а ему этого не дал. Чонин плещется мертвым морем в легких Сехуна, а Чанёль с Бэкхёном пытаются вылить его оттуда дырявыми кружками. Чонин слишком глубоко пустил корни в сердце Сехуна, что выкорчевать его оттуда можно только с сердцем. Но Чанёль не опускает руки и Бэкхёну не позволяет, и продолжает приходить к Сехуну и обещать вечность. Летом, лежа под падающими звездами Чанёль загадывает, чтобы Сехун избавился уже от этого Чонина, потому что у него совершенно точно кимчонин головного мозга. Ломка по редкому наркотику Чонину. Чанёль загадывает звездопаду счастье Сехуна. Бэкхён, прикрыв глаза, просит звезды, богов и вселенную, чтобы они оставались вместе, втроем пока не обрушится небо, не остановится земля и не замерзнет ад. Бэкхён просит свободу для Сехуна. А Сехун наслаждается близостью Чанёля и Бэкхёна и даже не загадывает ничего – в последний раз это обернулось несводимой татуировкой на всю жизнь и сломленной душой. Осенью фантом Чонина отпускает Сехуна, и он чувствует себя лучше – он больше говорит, больше улыбается, больше тянется к Бэкхёну с Чанёлем. Он больше не смотрит часами на свои порезы, не закрывается в комнате от Чанёля, не ругается с Бэкхёном из-за порезанных вен. Сехун просит на Хеллоуин переехать в другой дом – просторнее, светлее, с камином и задним двориком, обязательно в пригороде мегаполиса. Сехун идет на курсы английского, пока Чанёль ищет подходящий дом, а Бэкхён уже подбирает обои в их общую спальню – обязательно одну на троих. Рождество они проводят картинно-идеально – по всем канонам праздничных фильмов. Чанёль на кухне мучает индейку с овощами, Бэкхён развешивает над камином носки – они давно не верят в Санту, но Сехун так тщательно выбирал эти носки, что Бэкхён не может устоять. Сехун во дворе лепит снеговиков, обязательно троих – двоих высоких и одного низенького. У этого низенького снеговика розовая шапка, блестящие глаза-камешки и большие очки. У одного из высоких снеговиков – высушенные водоросли вместо волос, огромные круглые глаза – оторванные глаза от чьей-то игрушки, найденной на помойке, - и широкая улыбка. Этот снеговик слегка кривоват, у него несуразно длинные руки-ветки, но он милый, и Сехун улыбается, когда повязывает любимый шарф на этого снеговика. Третий снеговик хоть и высокий, но какой-то хилый, кажется, что упадет от дуновения ветра. У этого снеговика вычерчено сердце, в котором плохо разборчивая надпись till the world’s end. Он стоит между двумя другими, и Сехун пытается приделать ветки-руки так, чтобы они держались друг за друга. Непрерываемая цепь из Чанёля-Сехуна-Бэкхёна, идеальный треугольник, в котором нет обиженных или обделенных. За ужином они обмениваются подарками, выбранными тщательно и внимательно. Бэкхён сияет, когда получает от Сехуна свитер со Стичем, а от Чанёля – носки с рождественскими оленями. Он тут же надевает подарки и радостно сажает пятно на глаз Стича. Чанёль радуется, как ребенок, когда Сехун вручает ему радиоуправляемую железную дорогу, а Бэкхён - поцелуй в щеку и шапку с ушами лиса. Чанёль бросается собирать игрушку, а Сехун помогает и громко кричит, когда поезд, шумя, едет по рельсам. Сехуну достается коллекционное издание «Маленького принца» от обоих, и он долго не выпускает их из объятий. В полночь Бэкхён загадывает желание, стоя на кухне перед раковиной, полной грязной посуды. Он желает быть вместе до бесконечности и после, и даже рисует бесконечность, сплетенную из их имен. Он рисует ее ручкой на белоснежных обоях, черными чернилами по белым стенам, словно дает обет перед вечностью. Он слышит, как из гостиной доносится голос Шрека, который пытается понять, что такое Рождество и с чем его едят. Сехун с Чанёлем смеются надидиотскими шутками и диалогами, постоянно ставят на повтор какие-то моменты, а Бэкхён думает, что он похож на педофила. Он заглядывает в комнату только когда кухня сверкает чистотой, а из гостиной не доносится ни звука. Сехун уже давно спит, прижавшись к боку Чанёля, а тот осторожно гладит его по волосам и улыбается Бэкхёну. В улыбке Чанёля какая-то неведомая Бэкхёну мудрость, словно Чанёль живет уже тысячу лет, и Бэкхён не может удержаться, чтобы не сцеловать ее. - Даже если наступит конец света, мы будем вместе? – спрашивает Бэкхён, когда Чанёль заносит Сехун в спальню и укладывает на кровать. - Пока мы вместе, конца света не будет, - Чанёль оборачивается к Бэкхёну, а в его глазах горят звезды, и в груди его бьется солнце. Бэкхён понимает, что вся его жизнь как крутилась вокруг Чанёля, так и будет, даже если когда-то к их идеальной галактике прибился побитый жизнью Сехун – маленький Плутон, от которого отказались. Чанёль обещает, что они подарят Сехуну мир, а Сехун верит, потому что не может не верить, когда Чанёль крепко держит за руку, словно клянется – не отпущу, а Бэкхён нежно-ласково треплет по волосам и шепчет – ты с нами. Сехун хочет верить в их мир, хочет верить в них. В их бесконечность.
text Он оставляет глубокие синяки на бёдрах,засосы и царапины, потому что она никогда не просит быть нежным и осторожным. Знает, что Ифань заснёт, не размениваясь на горячий душ и глупые признания, а утром за несколько секунд нащупает зазвонивший телефон, нажмёт наугад на кнопку и отшвырнёт его подальше, как старый будильник, перевернётся на другой бок, подложив под щёку ладонь, а одело сползёт — всё будет выглядеть как сладкий кадр из дешёвого порнофильма, в котором главные герои обсуждают с каким вкусом заказать роллы на ужин, грязно трахаясь на кухонном столе. Лухань цепляется за запястье, ласково проводит по тыльной стороне пальцем. Ифань забавно хмурится во сне. Наверное, щекотно.
.
Она знает, что рядом с ним кажется очень маленькой принцессой из сказки. Она - это углы нежности, это губы, накрашенные сначала контурным карандашом, потом — помадой и блеском с каким—нибудь идиотским вкусом, чтобы было вкуснее слизывать. Лухань прячет руки в карманах куртки, внезапно теряя все слова, когда Ифань целует её, зажимая между холодной стеной и собственным телом, дикая разница в росте выглядит забавно. И смеётся самым чудесным смехом, который заставляет Лухань реагировать так, будто её трогают за самые интимные места.
.
У него, конечно, миллион таких. Лухань хочется снять с Ифаня скальп, когда он шёпотом, по секрету рассказывает ей о той, с выпяченной губой и длинными ресницами, которая роскошно делала ему ночью минет на заднем сиденье отцовской машины, но пока получается только любить.
- В следующий раз попробуй купить цветы, - советует Лухань, прижимаясь своей гладкой щекой к его, немного колючей, - девушкам обычно такое нравится.
.
Иногда Ифань остаётся на ночь на ради секса, приносит пиццу, пиво и пытается примоститься рядом, а минут через семь-восемь после начала кладёт руку на живот, медленно гладит, легко надавливая пальцами на кожу. Это почти физически больно, Лухань слушает, как внутри разрывается кожа и кости, как бежит электрический ток.